Она развернулась и ушла – очевидно, принимать ароматическую ванну. А я остался стоять посреди двора под перекрестьем обращенных на меня со всех сторон взглядов «новых русских», повысовывавшихся из окон, внимая гулу голосов, сдержанно интересовавшихся причиной переполоха. Сказать, что я был ошеломлен, значило ничего не сказать: это был натуральный шок и вывести меня из этого состояния мог бы, наверное, только новый, еще более сильный стресс. Все происходящее никак не стыковалось с реальностью, во всяком случае, с чем-то связным и доступным моему пониманию. Это была некая сверхреальность, граничащая с безумием. Вокруг меня стала постепенно собираться толпа; кровь всегда привлекает толпу, толпу возбуждает запах крови. И вдруг ко мне, протиснувшись сквозь живой заслон, подошли трое мужчин в штатском и, предъявив какие-то корочки каких-то сотрудников неведомо чего, попросили следовать за ними. Я послушно побрел туда, куда мне было велено идти – к выходу из арки, через дорогу на противоположную сторону улицы, к кремовому «жигуленку». И только когда я занял место на заднем сиденье машины между двумя отвратно вежливыми типами и на моих запястьях защелкнулись наручники, я понял, что влип основательно. На случайного свидетеля с бакенбардами дворецкого можно было не рассчитывать, про баллистическую экспертизу забыть, меня самого вычеркнуть из списка подозреваемых в убийстве и смело внести в список убийц. Доказать что-либо не представлялось возможным: мой пистолет был предусмотрительно «изъят» при посадке, свидетельских показаний никто, разумеется, не снимал, я ехал в автомобиле со съемными номерами и что меня ждало за ближайшим поворотом, не знал никто.

Кабинет, в который меня препроводили и где предложили стул и сигарету (любезно освободив при этом от «браслетиков»), отличался казенной серостью и убогостью. Продолжатели дела Железного Феликса явно не роскошествовали – некогда всесильное ведомство влачило жалкое существование, выплачивая своим сотрудникам полунищенскую зарплату. Вполне понятно, меня в этот момент волновали не проблемы ФСБ, а собственная судьба. Зачем я здесь? Почему моя скромная персона вызвала столь пристальное внимание Федеральной службы безопасности? И наконец, кто и за что хотел меня убить? Состоявшийся накануне разговор с Игнатием наводил на мысль, что неудавшееся покушение на него и предотвращенное благодаря усилиям чекистов на меня – звенья одной цепи. Но мне был неясен мотив. Кому мы мешали?

Я курил и думал. Думал и курил. Мысли расплывались, как сигаретный дым, все мои догадки и домыслы истаивали под потолком и улетучивались в открытую форточку. Оставалось только ждать и надеяться, что произошло какое-то недоразумение, и, когда ошибка обнаружится, меня отпустят на все четыре стороны.

Но когда в кабинете, помимо двух присутствовавших эфэсбэшников, объявился третий, лицо которого мне было хорошо знакомо, последние сомнения, даже если они и были, отпали. Я понял: здесь нет никакой ошибки. Кажется, его звали Олег. Он был напарником моей Анюты в операции, проведенной ФСБ на борту круизного судна «Гермес». Сердце мое учащенно забилось: неужели? Я не смел даже помышлять о том, чтобы встретиться с ней, но предчувствие говорило мне об обратном.

– К сожалению, она не придет, – словно прочитав мои мысли, сказал Олег и поздоровался со мной за руку.

– Оставьте нас, пожалуйста, вдвоем, – обратился он к своим коллегам.

Те без лишних слов вышли. Теперь нам, точнее, ему, никто не мешал. Он мог говорить со мной о погоде, об Анюте, о моем прошлом и будущем, о чем угодно.

– Жарко, – сказал Олег и включил настольный вентилятор; его лопасти были сильно потрепанными, будто ими рубили капусту, а сам он казался таким древним, что, наверное, еще Берия гонял с его помощью застоявшийся воздух.