.
Залыгина не выразила никаких эмоций, словно окровавленная одежда мужа — такая же обычная вещь, как немытая посуда.
— Сказал, с мужиками подрался…
Любимов с Виригиным переглянулись.
— Надо его к нам грузить.
Жена, наконец, очнулась. В ее голосе послышалось беспокойство:
— Куда вы его?..
— Да не волнуйтесь… Поговорим и вернем. Или не вернем. Как повезет.
В другое время она бы поспорила, но Лариса так устала, что у нее совершенно не осталось сил. Уходя, Паша попытался что-то пробубнить, но только махнул рукой. Когда за мужчинами закрылась дверь, она зашла в комнату мужа, тихо вздохнула и принялась за уборку.
Сидя в кабинете «убойного» отдела, Залыгин пытался сосредоточиться, но трехдневный запой давал о себе знать. Безумно хотелось спать, трещала голова, мысли ворочались, как каменные жернова, а тут еще этот бородатый мент со своими нелепыми вопросами… Прет, как боевой верблюд. Второй сидел в сторонке и пока молчал — уже хорошо.
Любимов тряс курткой перед самым носом Залыгина.
— Я спрашиваю: кровь откуда?!
— С мужиками подрался, — с трудом ворочая языком, пояснил электрик.
Оперативник продолжал давить.
— С какими мужиками?!
— А хрен его знает… — пожал плечами Залыгин.
Любимов нетерпеливо подался вперед:
— Пил с кем, чучело?!
— С мужиками… Прошу не оскорблять. У меня права человека.
— С какими мужиками?!
Залыгин потер лоб. «Жернова» в его голове сделали последние пол-оборота и застыли.
Глядя на лысеющего, помятого мужчину, который натирал свой лоб, как Аладдин волшебную лампу, в надежде, что джинн освежит его память, Виригин огорченно вздохнул:
— Жор, дохлый номер. Давай его в камеру, пусть проспится. А куртку пока на экспертизу…
Перед тем как отправить Залыгина в оздоровительное помещение, Любимов решил сделать ему напутствие.
— Ну если кровь совпадет… Я тебе, Паша, не завидую!..
Очнувшись в камере, Залыгин попытался вспомнить, почему он здесь оказался. Что он мог натворить такого, что совершенно улетучилось из его памяти? Может, это связано с дракой? Так это же его вроде как избили, при чем тут милиция?.. В тот момент похмелье мучило его так сильно, что он спокойно мог заложить душу за бутылку пива. К тому времени, когда его снова повели в кабинет, ничего особо нового Залыгин не вспомнил.
Взглянув на подавленного мужчину, Любимов сочувственно произнес:
— Ну что, головка бо-бо?.. А с памятью как, получше?..
— У вас закурить не найдется?..
Виригин протянул ему сигарету.
— Так, давай начнем все сначала. Вчера мы на мужиках остановились. Что-нибудь вспомнил? Описать можешь?
Залыгин в который раз напряг свою память, вспомнил, как едва не попал в милицию, когда добирался домой, но дальше был полный провал. Налей ему сейчас сто граммов, может, что и пришло бы на ум, а так…
— Клянусь…
— Клянусь «да» или клянусь «нет»?..
— Нет… Не помню… Левые какие-то. Помню, я одному в челюсть дал. Справа. Здорово дал…
Любимов тут же среагировал:
— А ну-ка руку покажи!..
Рассматривая костяшки пальцев Залыгина и не имея на руках результатов экспертизы, Георгий почти наверняка знал: кровь на куртке принадлежит этому пропойце или мужику, которого он ударил, в любом случае — точно не Ромашовой.
Ссадина синюшного цвета красноречиво свидетельствовала, что Залыгин не врет. А это значило, что поиски убийцы надо продолжать. |