Продолжает рассказ Николь: «Какая-то часть людей спустилась. Каждый раз приходилось быстро опускать и поднимать лестницу, а она длинная и тяжелая. Несколько человек спустились по пожарной лестнице снаружи. Почему-то считали своим долгом извиняться за свое решение спуститься вниз. Почему? Кто и за что перед кем виноват?» (10).

Рассказывает Лина: «Нас посадили в автозаки, а «бандеровцы» кричали по-украински: Мы тогда очень начали нервничать и говорить: «Откройте машину мы кинем гранату! Когда уже мы отправимся хоть куда-то?», чтобы не слышать как они кричали. И тут один сред и них начал говорить им: «Зачем вы так? Может они мирные люди. Не надо с ними так…» А «бандеровцы» оттащили его и начали избивать. С нами находился парень — его ранило, у другого был ожег легких, была женщина с переломом» (17).

Рассказывает Николь: «Я считала себя пацифистом. Не видела, конечно, что происходит конкретно в здании. Откуда взялось ощущение ужаса происходящего, надрывная боль от бессилия? Уверенность, что в нашей ситуации — смерть от пожара, погибнуть в огне или прыгнуть с крыши — это лучше, чем попасть на глумление и растерзание к этим нелюдям. Толпа внизу напоминала по поведению гиен. Визги, крики, смех упившихся кровью и мясом «жертв». Гиены! Неужели эта страна нуждается в услугах гиен, что сохранить, что? Мир? Единство? Что в ней осталось сохранить такого ценного?

Мое решение — будут все спускаться, я со всеми. Если кто-то останется, остаюсь и принимаю смерть в огне или в полете. От этих мыслей отвлек крик на крыше: «Женщина сломала ногу!» Хорошо среди нас оказался врач. Помощь оказывали на месте. Досточку оторвали от чердачного окна, убрали гвозди. Забинтовали. Врач наложил шину на поврежденный голеностоп. Сделал обезболивающие уколы. Ей было очень больно. Врач связался со «скорой», с кем-то из коллег. Уговорил как можно быстрее забрать пострадавшую, пока не начался отек ноги. Пришлось втроем перетаскивать ее по крыше к окну, где можно спустить лестницу. Удалось. Были видны люди в белых халатах, подхватили ее. Надеюсь, что ей удалось спастись и добраться до больницы.

Последние 12 человек спустились с крыши в 03:30 утра. Ничего героического мы не сделали. Не смогли дать отпор, не спасли от позора, унижения и смерти тех, кому повезло меньше, чем нам. Мы остались живы. Но могу сказать, даже когда была опасность сгореть или задохнуться на чердаке, ни один человек не потерял достоинство, не стал толкаться и лезть вперед, чтобы спастись. Спокойно аккуратно и с помощью друг друга люди поднимались в дыму по узкой неудобной лестнице и ожидали пока предыдущий вылезет на крышу. На крыше тоже не было истерик. Была забота друг о друге, о близких, родных.

Мы, эти 12 человек, шли по лестнице. С нами был героический дедушка, лет около 80. Он шел впереди меня по лестнице, периодически приходилось его останавливать, чтобы подождать остальных. Нас сопровождал, охранял, спас от сожжения небольшой отряд «Беркута». Не зря мы воздавали славу их мужеству и выдержке на улице Грушевского в Киеве. Портреты погибших «беркутовцев» хранились у нас на Куликовом поле, всегда окруженные цветами. Выходит, их сожгли второй раз, но уже на Куликовом поле.

Ночь со 2 на 3 мая — Одесское городское управление милиции ОГУ УМВД Украины в Одесской области на улице Преображенской, 44

Рассказывает Николь: «Нас погрузили в автозак, машина разделена на две части: в одну поместили 11 человек, в другую — 12. Заперли решеткой с конвоем.