Джонатан Приттс жил в Санта-Фе, Лаура почти каждый день принимала именитых гостей на своих вечеринках и танцах. Сложилось убеждение, что Приттс сосредоточил в своих руках немалую политическую власть. Я относился к этим утверждениям скептически, потому что люди, встречающиеся на вечеринках, не обязательно становятся политическими единомышленниками.

Однажды в субботу после обеда я ехал по городу на Сате, как вдруг рядом со мной остановил свою повозку Оррин. Он взглянул на меня и усмехнулся.

— Я думал, ты продал этого коня, — сказал он, — у него отвратительный характер.

— А мне нравится, — ответил я. — Хоть он и упрямый, как осел, и злости в нем хватает, все равно он мне по душе.

— Как мама?

— Хорошо.

День был жаркий, по моему лицу струился пот. На главной улице Моры царило оживление. Я заметил Феттерсона и еще одного парня по прозвищу Пайсано, потому что он напоминал птицу, которую на юге Нью-Мексико называют пайсанос. Пайсано я не любил — что-то в нем настораживало.

— Мама скучает, Оррин. Ты бы ее навестил.

— Знаю… знаю. Черт побери, Тайрел, почему с женщинами так трудно иметь дело?

— С мамой всегда было легко, она такая же, как раньше. Правда, до сих пор курит трубку.

Оррин промокнул лицо платком, он выглядел несчастным и измотанным.

— Лаура к этому не привыкла. — Брат нахмурился. — Она устраивает скандал каждый раз, когда я собираюсь на ранчо.

— Иногда с женщинами надо быть построже, — посоветовал я. — Дай им закусить удила, как они тут же заставят страдать всех вокруг, да и им самим придется несладко. А если крепко держать поводья и заодно немного баловать, то никаких проблем не будет.

Оррин, слегка прищурившись, посмотрел на залитую солнцем улицу.

— Давать советы легче всего, Тайрел. Но здесь все взаимосвязано… Когда Нью-Мексико станет полноправным штатом, я хочу баллотироваться в сенат, а до этого осталось всего лишь несколько лет.

— Ты ладишь с Приттсом?

Оррин взял вожжи и не ответил. С моим братом легко иметь дело, но он не тот, человек, которым можно помыкать. Если только вы не женщина.

— Нет. — Он посмотрел мне в глаза. — Это между нами, Тайрел, я бы не сказал даже маме. Мы с Джонатаном Приттсом не ладим, а с Лаурой… с ней иногда тоже не просто.

— В свое время ты умел объезжать мустангов, Оррин.

— Что это значит?

— Ну, — я сдвинул шляпу на затылок, — это значит, что ты не привязан к стременам и седлу, Оррин. Ты не получишь медаль за то, что пытаешься удержаться на коне, зная о бессмысленности этой затеи. Возьмем, к примеру, Сата. — Я почесал коню шею, и он тут же прижал уши. — У него есть характер, он может скакать без воды и корма хоть до захода солнца, но знаешь, Оррин, если бы мне вдруг пришло в голову продать всех лошадей, кроме одной, я никогда бы его не оставил. Оставил бы Серого или Монтану. Да, на норовистом коне ездить интересно, но только тогда, когда не приходится делать этого каждый день. То же самое… с некоторыми женщинами.

Оррин опять взял вожжи.

— Жарко… Увидимся позже, Тайрел.

Он уехал, а я долго смотрел ему вслед. Оррин был отличным парнем, перед которым открывалась широкая дорога, однако он совершил большую глупость, женившись на Лауре.

Оглянувшись, я увидел, как Феттерсон что-то передал Пайсано, и это «что-то» на мгновение сверкнуло на солнце, а затем исчезло в кармане Пайсано. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: это золотые монеты. Занятно!

Иногда человек интуитивно чувствует: что-то должно случиться.