Вкус страха во рту.

Он глубоко вздохнул. В оставшиеся ему мгновения Лоран Лепаж посмотрел на свои грязные пальцы, сжимающие винтовку. А увидел их чистыми и розовыми, держащими бургер, картофель фри, початок кукурузы, pets de soeurs на сельской ярмарке.

Увидел щенка у себя на руках. Харвеста. Названного по любимому альбому его отца.

И наконец, сжимая в руках винтовку, он тихонько запел. Песню, которую отец напевал ему каждый вечер перед сном.

– «Старик, взгляни на жизнь мою, – пел он еле слышно. – Двадцать четыре мне, и столько еще впереди».

Он опустил винтовку и вытащил кассету. Время его истекло. Он проиграл. И теперь должен спрятать эту кассету. Упав на колени, он нашел переплетение ветвей ежевики, старых и одеревеневших. Больше не думая о приближающихся звуках, Лоран попытался раздвинуть ветви. Они были толще и плотнее, чем показалось вначале, и его охватила паника.

Неужели он опоздал?

Лоран раздирал и разрывал путаницу ветвей, пока не появилось небольшое отверстие. Он просунул туда руку с кассетой и разжал пальцы.

Возможно, эту кассету никогда не найдут те, кому она необходима. Зато не найдут и те, кто вот-вот убьет его из-за нее.

– «Но вот остался я один, – прошептал он, – и домой к тебе возвращаюсь».

Что-то сверкнуло за переплетенными ветвями.

Что-то лежало там. Оно не выросло – его туда положили. Кто-то побывал здесь до Лорана.

Забыв о своих преследователях, Лоран Лепаж придвинулся ближе, ухватил ветви обеими руками и принялся их раздвигать. Ползучие стебли переплетались, цеплялись друг за дружку. Годы, десятилетия, эоны роста. И сокрытия.

Он продолжал разрывать, раздирать и раздвигать ветки. Наконец солнечные лучи проникли сквозь густые заросли и подлесок, и Лоран увидел то, что там находится. То, что было спрятано там, когда он еще и на свет не появился.

Глаза его широко распахнулись.

– Ух ты!

Изабель Лакост поставила стакан с яблочным сидром на поцарапанную деревянную столешницу и посмотрела на человека, сидящего напротив нее.

– Ты же знаешь, я не стану отвечать на этот вопрос, – сказал Арман Гамаш, отхлебнул пива и улыбнулся ей.

– Что ж, теперь, когда вы мне больше не начальник, я могу вам сказать, что думаю на самом деле.

Гамаш рассмеялся. Его жена Рейн-Мари наклонилась к Лакост и прошептала:

– И что же вы думаете на самом деле, Изабель?

– Я думаю, мадам Гамаш, что ваш муж стал бы замечательным суперинтендантом Квебекской полиции.

Рейн-Мари откинулась на спинку стула. Через сводчатые окна бистро она видела разношерстную группу играющих в футбол детей и взрослых, среди которых были ее дочь Анни и муж Анни – Жан Ги. Стояла середина сентября. Лето прошло, и осень стучалась в дверь. Листва меняла цвет. В лесу и садах пламенели красные, желтые и янтарные клены. На траве деревенского луга уже лежали опавшие листья. Это было прекрасное время года, когда поздние летние цветы еще цвели и трава оставалась зеленой, но по вечерам становилось прохладно, так что обитатели деревни вытащили из шкафов свитеры и начали протапливать дома. И домашние очаги по вечерам напоминали лес днем – такие же веселые, яркие и привлекательные.

Скоро все будут уезжать после уик-энда в город, но они с Арманом могли не возвращаться. Их дом был здесь.

Рейн-Мари кивнула месье Беливо, владельцу магазина, усевшемуся за соседний столик, а потом снова перевела взгляд на женщину, которая приехала к ним на выходные. Изабель Лакост. Старший инспектор Лакост, исполняющая обязанности главы отдела по расследованию убийств Квебекской полиции. Этот пост в течение двадцати лет занимал Арман Гамаш.