— Из нашего рассказа это не следует, так ведь?
— Нет, — отозвался Хунда. — Но для вас было бы лучше осесть в какой-нибудь эпохе и постараться устроиться в ней получше.
— И почему бы не с нами? — открыто спросил Варгор.
— Мы рады вас от всей души, — сказала Таури, — но я не могу искренне посоветовать вам остаться. Это жестокие времена.
Язык, на котором они говорили, был резким и грубоватым, со звонкими металлическими звуками, что привнесли в него варвары.
Но в ее устах, подумал Саундерс, он звучит как музыка.
— Мы останемся, по меньшей мере, на несколько дней, импульсивно произнес он. — Но вряд ли мы что-нибудь сможем для вас сделать.
— А я в этом сомневаюсь, — возразил практичный Хунда. — Ведь мы уже регрессировали. К примеру, принципы проектора времени уже давным-давно утеряны. Но все же у нас осталось многое из той технологии, что далеко превышает уровень вашего времени.
— Знаю, — несколько уязвленно признал Саундерс. — Но… впрочем, мы так и не прижились ни в одном из времен.
— А наступит ли еще когда-нибудь достойная эпоха? — с горечью вопросил один из придворных.
Птицеподобное существо с Клаккахара посмотрело на Саундерса.
— Для вас не станет трусостью покинуть проигравших, которым вы все равно, вероятно, не сможете помочь, — произнесло оно тонким, акцентированным голоском. — Когда анварды придут, думаю, мы все погибнем.
— А что это за ист'рия про Мечтателя? — спросил Белготай.
— Вы про него что-то уп'минали.
Его слова произвели такое впечатление, будто комната внезапно погрузилась во мрак. Наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра, в которой все сидели, погрузившись в невеселые мысли. Наконец Таури заговорила.
— Он последний из Вро-Хи, советников Империи. Последний, кто еще жив. Но, наверное, никогда не будет новой Империи, по крайней мере на той же основе, что и старая. Нет другой такой расы, достаточно разумной, чтобы координировать ее.
Хунда удивленно покачал большой головой.
— Мечтатель однажды сказал мне, что это, может быть, и к лучшему, — произнес он. — Но не стал ничего объяснять.
— Как получилось, что из всех планет вы оказались здесь, на Земле? — спросил Саундерс.
Таури улыбнулась так, словно услышала мрачную шутку.
— Последние два поколения оказались самым неудачным периодом Империи, — сказала она. — Словом, самое большое, чем еще командовал Император, был маленький флот. Моего отца битва лишила даже этого. Он ускользнул на трех кораблях сюда, в сторону периферии. И решил, что Сол вполне сойдет за прибежище.
В темные века Солнечная система была жестоко изранена.
Большие инженерные сооружения, делавшие другие планеты обитаемыми, были разрушены, а сама Земля превращена в пустыню.
Было применено оружие, поглощавшее атмосферную двуокись углерода. Саундерс, припомнив, как в его время геологи объясняли наступление ледниковых периодов, нахмурился и понимающе кивнул. На планете осталась лишь жалкая кучка дикарей, да и весь Сирианский сектор был настолько разграблен, что ни одному завоевателю не приходила мысль тратить на него время.
Императору доставило удовольствие сделать столицей Империи древний дом своей расы. Он перебрался в разрушенную крепость Бронтофор, построенную около семи тысяч лет назад негуманоидами гримманами, и разгромленную тысячелетие спустя.
Пришлось восстанавливать часть крепости, устанавливать оружие и защитные сооружения, возрождать сельское хозяйство… «И то сказать, ведь он внезапно обрел целую планетную систему!» — добавила Таури с грустной улыбкой. |