— То есть, то были не хирургические рубцы?
— Да нет, наоборот, я думаю, как раз хирургические. Стант говорил, что его народ не пользуется швами — по крайней мере, сейчас — для смыкания раны. Но рану нужно же как-то сомкнуть, иначе она так и останется открытой. Эти линии были очень тонкими и очень ровными — такие, какие обычно оставляет скальпель. Их края явно были чем-то стянуты.
Дэйл залез в лежащую на его столе сумку и извлёк из неё куклу-тосока; «Маттел» выбросила их на рынок вскоре после прибытия пришельцев на Землю.
— Доктор Эрнандес, вы не могли бы показать на этой кукле, на каком месте были шрамы?
— Конечно. — Она начала было вставать с о свидетельского места, но Дэйл остановил её жестом руки. Он подошёл сам и протянул ей куклу и фиолетовый маркер.
— Один был здесь, — сказала она, проводя вертикальную линию между передней рукой и левой ногой в нижней части туловища.
— Второй был здесь, — сказала она, рисуя горизонтальную линию под левым передним дыхательным отверстием.
— И третий был здесь, — сказала она, проводя диагональную линию ниже и чуть-чуть левее передней руки. — Возможно, были и другие шрамы; я не видела его спины.
— Значит, доктор Эрнандес, — сказал Дэйл, — вы — единственный человек, ассистировавший при хирургической операции над тосоком, не так ли?
— Да.
— Вы следили за информацией о тосокской анатомии, которая стала известна в ходе этого процесса?
— Да. Как вы знаете, тосоки не слишком откровенны в таких вещах, но в интернете есть группы, пытающиеся собирать и суммировать то, что нам известно о физиологии тосоков; я участвую в работе одной из таких групп со дня её основания.
— Если эти шрамы и правда оставлены хирургическим вмешательством, то, предположительно, на какие органы это вмешательство могло быть направлено?
— Одно из тосокских сердец, одно из тосокских лёгких, и один из органов, которые, согласно тому, что нам удалось узнать, выполняют функции, сходные с нашими почками и селезёнкой.
— Спасибо, доктор Эрнандес. Миз Зиглер, свидетель ваш.
Зиглер неуверенно поднялась на ноги. Она явно не имела понятия, к чему Дэйл клонит. Однако её природный инстинкт дискредитировать всё, что защита вносит в качестве доказательств, взял своё.
— Доктор Эрнандес, вы осматривали Хаска после того, как зашили пулевое отверстие на его теле?
— Нет.
— Он всё ещё носит наложенные вами швы?
— Нет.
— Что с ними стало?
— Мне сказали, что Стант их удалил.
Зиглер помедлила, видимо, ожидая от Дэйла возражения «C чужих слов!», но тот молчал. Она продолжила:
— Но наложили эти швы вы сами?
— Наложение швов требует определённой сноровки. Снять же их гораздо проще — просто разрезаете нить ножницами и вытягиваете обрезки. Стант спросил меня, как это делается, и я рассказала; он сказал, что справится сам.
— То есть вы не можете сказать, что когда-либо видели тосокскую рубцовую ткань?
— Я думаю, что видела, в тех трёх местах, что я показала на кукле.
— Но вы никогда не видели того, о чём бы вы знали с полной уверенностью, что это тосокская рубцовая ткань.
— Не со стопроцентной уверенностью, но исходя из всего моего медицинского опыта — это была она.
— Но, доктор Эрнандес, мы все хорошо знаем, что тосоки сбрасывают кожу — мы даже наблюдали этот процесс воочию в этом самом зале. Разве старые шрамы не должны уйти вместе со старой кожей?
— Все клетки кожи человека обновляются примерно за семь лет, миз Зиглер. |