Замечу, что во время своих путешествий он общался с людьми, которых прежде не знал. Встречи эти происходили как бы по заранее намеченной схеме. Люди эти были одинаковых с ним убеждений, занимались странными научными изысканиями и преподавали в колледжах либо университетах. Впоследствии, общаясь с ними по телефону, Пайпер выяснил, что все они пережили недуг, во многом схожий с его собственным.

Подобный образ жизни ни в коей мере не был свойствен Пайперу до начала болезни. Путешествия длились долгих три года. Два месяца на Понапе, месяц в Ангкор-Вате, три месяца в Антарктике, конференция в Париже и короткие приезды в Аркхем на отдых — в таком режиме прошли эти три года, предшествовавшие полному выздоровлению, за которым, однако, вновь последовала болезнь, стершая из его памяти все события последнего трехлетия и породившая в нем тот самый страх, когда, едва закрыв глаза, он начинал видеть картины самого невероятного и жуткого свойства.

II

Мне потребовались три встречи с Амосом Пайпером, чтобы на основании его рассказов получить более-менее отчетливое представление о характере видений, которые постоянно его преследовали, лишив покоя и сна. Как правило, видения эти походили одно на другое, но все они были фрагментарны и отрывочны, что, впрочем, ничуть не умаляло их значения. Чаще всего Пайпер видел картину одного и того же места. Я попытаюсь в точности воспроизвести то, что он мне рассказал.

«Я работал в поражающем своими размерами здании библиотеки. Зал, в котором я вел какие-то записи на необычном языке, был настолько велик, что находившиеся в нем столы были размером с обычную комнату. Стены были из базальта, а книжные стеллажи вдоль них — из какого-то темного дерева неизвестной мне породы. Книги являли собой не типографскую продукцию, а голографические изображения, в большинстве своем содержавшие тексты на уже упомянутом странном языке. Однако часть текстов была написана на языках, хорошо мне знакомых или вдруг ставших понятными: на санскрите, греческом, латинском, французском и на различных вариантах английского — от языка средневековых хроник до современного. Освещалась комната шаровидными кристаллическими лампами, рядом с которыми на столах возвышались неясного назначения устройства, состоявшие из стекловидных трубок и круглых металлических стержней без каких-либо соединительных проводов.

Несмотря на огромное количество книг на стеллажах, комната казалась голой и неуютной. На поверхности базальтовых простенков виднелись причудливые математические диаграммы и надписи, сделанные все на том же загадочном языке. Кладка здания напоминала кладку древних культовых сооружений: большие каменные блоки выгнутой формы были уложены один на другой выпуклой стороной вверх. Пол комнаты был вымощен восьмиугольными базальтовыми плитами. Кроме уже упомянутых рисунков на стенах, какие-либо иные декоративные украшения отсутствовали. Между огромными, от пола до потолка, стеллажами размещались столы, за которыми мы работали стоя. В библиотеке не было стульев, да и желания присесть, по правде сказать, тоже не было.

Днем за окнами виднелся лес, состоявший из папоротникообразных деревьев, а по ночам я наблюдал звезды, которых не мог узнать, так как ни одно из созвездий не походило на те, которые являются ночными спутниками Земли. Это приводило меня в ужас, ибо я понимал, что нахожусь в абсолютно чуждом мне месте, неимоверно далеком от привычных земных условий, которые являлись мне теперь только в воспоминаниях. Однако меня не оставляло ощущение раздвоенности, как будто одна часть меня принадлежала окружающему, а другая — нет. Меня приводил в смущение еще и тот факт, что материал, над которым я работал, был посвящен современной истории Земли, а именно — XX столетию. Я записывал все в мельчайших подробностях, как будто собирался проводить на эту тему научное исследование.

Цель данной работы некоторое время оставалась для меня тайной — вероятно, речь шла о пополнении новыми сведениями этого гигантского хранилища.