Пока Хасан продолжил допрос человека, ногти которого царапали пол, Коплан усилил давление, грозя сломать ногу и совершенно изуродовать ее, если он будет продолжать молчать.

— В мансарде… в соседнем доме, — выговорил смертельно бледный араб.

После этих слов Коплан освободил его, поднял, как мешок, и поставил на ноги.

— Проводи нас, — рявкнул он, толкая его вперед так красноречиво, что переводчик не потребовался.

Фабиани приказал самому робкому из банды подняться и тоже пойти с ними. Но как только мужчина встал перед ним, он безжалостно оглушил его.

— Мертвый груз нам не нужен, — проворчал он, перешагивая через тело.

Группа прошла помещение подпольной радиостанции. На столе стоял передатчик японского производства, лампы горели, микрофон был включен.

Коплан, выругавшись, бросился к блоку питания, выключил контакт.

Хасан, не растерявшись, разбил микрофон рукояткой пистолета, вырвал из передатчика провод, соединявшийся с антенной, затем, схватив аппарат обеими руками, с силой швырнул его на пол.

Коплан пинком поторопил пленника. Тот неохотно подошел к шкафу. На самом деле это был проход в соседний дом.

Четверо мужчин ступили на лестницу, по которой араб начал подниматься, несмотря на боль в лодыжке. Пистолет, приставленный к спине, убеждал его не канителиться и не пытаться ускользнуть.

Хасан замыкал шествие, глядя назад, готовый стрелять в первую же голову, которая появится.

На последней площадке араб остановился и указал пальцем на закрытую дверь. Фабиани распахнул ее. Охранник с револьвером в руке смотрел прямо ему в глаза. Француз выстрелил, отправив его на пол без пустых разглагольствований.

Затем, войдя в комнату, он отодвинул огромный засов, потянул дверь на себя, она открылась.

Д'Эпенуа, Марта Ланже и Макс Фельдман смотрели на него выпученными глазами. Бледные, похудевшие, возбужденные, они были очень испуганы, ведь из них только д'Эпенуа знал руководителя организации в лицо.

Фабиани произнес:

— Целоваться будем после. Пора сматываться. Вы идете или остаетесь здесь?

Ошеломленные узники потратили еще секунду, чтобы возвратить своим мускулам способность двигаться. Потом они поспешили к открытой двери.

У Коплана округлились глаза, когда молодая женщина прошла мимо, не обратив на него внимания.

— Клодин? — проговорил он, изумленный.

Она обернулась, вдруг узнала его, поднесла руку ко рту.

— Ты? — выдохнула она и упала ему на руки, почти потеряв сознание.

— Ну, шевелитесь! — закричал Фабиани, чьи нервы были сжаты в комок. — Надо быстро уйти из этого дома!

Коплан отстранил Клодин и осторожно повел ее к лестнице.

Хасан взял на себя заботу об арабе, заставляя его спускаться первым.

— Даю тебе совет, — шепнул он ему. — Выбирай самую надежную дорогу, а если нам придется прокладывать путь револьверами, я пристрелю тебя первым.

Подойдя к месту, где два дома соединялись, пленник на мгновение заколебался. Рисковать своей шкурой в данных обстоятельствах он не собирался и искренне спрашивал себя, какой из двух путей более надежен. Думая о торговце, который подал сигнал тревоги, и его помощниках, возможно невредимых в подвале, он выбрал дом, в котором находился, и продолжил спускаться по той же лестнице.

Никто не помешал им.

Перед дверью, ведущей на улицу, Хасан прямым ударом, настолько же сильным, насколько и неожиданным, отправил араба в нокаут, и он, взмахнув руками тяжело упал на плиты пола.

Коплан остановил Фабиани, уже готового выйти.

— Подожди. Мы не знаем, что делается на улицах.

Он вынул из кармана пистолет, взятый у охранника, убитого Фабиани, отдал его Фельдману. Затем протянул д'Эпенуа свой собственный пистолет калибра семь шестьдесят пять.