Там, в этом жарко натопленном доме, думал замкомбата Данилов связать до конца войны свою жизнь с армией.
Но не вышло. Немцев разгромили, а оперсостав отправили в тыл на старые должности.
Данилов честно сражался в тылу. В сорок втором ликвидировал особо опасную банду Гоппе, еще несколько мелких групп. Положение в Москве начинало стабилизироваться, так нет же, в конце декабря и январе пошла серия убийств и бандитских нападений.
Дверь в кабинет оказалась открытой, и Данилов застал там старшего оперуполномоченного капитана Муравьева и Никитина. Они аккуратно развешивали на спинках стула новую форму.
— Спасибо, ребята, — добро улыбнулся Данилов, — а то начальство совсем меня засрамило.
Он подошел к стулу, снял со спинки форму с узенькими серебряными подполковничьими погонами, долго разглядывал, потом стянул старую гимнастерку и надел новый китель. Надел и почувствовал, как стоячий воротничок заставил властно вскинуть голову.
— Ну как? — смущенно спросил Данилов.
— Класс, — ответил Никитин.
— Ладно, ребята, я переоденусь. А кстати, как эксперты?
— Через час доложат. — Никитин взглянул на часы.
Данилов переоделся и, парадно-красивый, уселся за стол, вновь взяв старое дело банды Пирогова.
Она объявилась в Москве в феврале сорокового. Грабила промтоварные магазины, причем почему-то сторожей находили убитыми у дверей, на улице. Двадцатого марта бандиты на двух машинах пытались взять комиссионный магазин на Кузнецком, но напоролись на милицейский патруль. Началась перестрелка, к месту происшествия подтянулись постовые и опергруппа двух отделений. Пирогов был убит, трое его бандитов тоже, одного, тяжело раненного, отправили в больницу, где он и скончался.
Но существовало четкое предположение, что один из бандитов или ушел с места перестрелки, или вообще там не был. А в том, что в банде был еще один человек, не оставалось сомнений. На ломике, которым убили сторожа магазина на Серпуховке, сохранились четкие отпечатки пальцев, они так и не были идентифицированы.
Но и другое заставило Данилова взять старое дело. Эксперты установили, что убийца — левша. Иван Александрович досматривал материалы банды Пирогова, когда в кабинет вошел Серебровский.
— Хорошо! — сказал он прищурившись, оглядывая новую форму Данилова.
— У тебя чай есть?
— Есть.
— А у меня полбуханки и банка шпига американского.
— Врешь?
— Когда я врал?
— Было.
— Так то ж давно.
— Ставь чай.
Данилов достал из сейфа электроплитку. Туда он прятал ее от бдительных глаз начальника ХОЗУ, который регулярно совершал налеты на кабинеты сотрудников, изымая все электроприборы.
Они пили чай и ели необыкновенно вкусный хлеб со шпигом. Американское копченое сало было аккуратно проложено вощеной бумагой и доставалось из банки легко.
— Смотри, — набитым ртом пробурчал Серебровский, — кусочки-то один к одному.
— У них порядок.
— Вот этим-то порядком они и хотят войну выиграть. Пусть, мол, русские кровь льют, а мы их подкормим. Помяни мои слова, Ваня, они второй фронт откроют, когда мы в Германию войдем.
— Да, — Данилов вытер сальные пальцы газетой, — это ты прав. Вон, читай. У нас война, а в Триполитании стычки патрулей, ранен один английский солдат.
— Англичане все-таки войну чувствуют. Их немцы бомбят. А американцы всем тушенку да колбасу шлют. Понимаешь, Иван, я по сей день понять не могу, почему они не начали активных боевых действий в Европе.
— Ждут, Сережа. Им не нужна сильная Германия, а мы тем более.
— Ох, Ваня, непростой разговор мы начали.
...Война шла. И они не знали еще, что именно этот сорок третий год станет переломным. |