В машине скорой помощи она в отчаянии схватила за руку врача и с жаром сказала:
— Примо не мой муж. Не отец ребенка. Не подпускайте его близко к малышу и скажите персоналу, пусть не впускают ко мне. Вы мне ответите, если что-то произойдет.
Сейчас она понимала, что вела себя глупо, но нельзя доверять Примо, особенно после того, как он въехал в особняк на правах хозяина и всеми силами старался отравить ей жизнь.
Несмотря на преждевременное появление на свет, ее сыну опасность не угрожала. Он находился в инкубаторе под наблюдением врачей, и медсестра должна была отвезти Октавию в палату новорожденных для первого кормления. Персонал относился к ней тепло и дружелюбно, она и забыла, что такое человеческое обращение. Алесандро уже в пути и скоро будет здесь, о чем с неохотой сообщил Примо. Интересно, что заставило мужа так быстро сорваться в Лондон? Какая-то часть ее сознания трепетала от радости при мысли о том, что можно будет снова увидеть мужа. Они даже не спали вместе, не говоря уже о сексе. Состояние ее здоровья абсолютно исключало это. А она так соскучилась по накалу страстей в постели. Очевидно, Примо не врал, говоря, что Алесандро не только считал свою жену толстой и непривлекательной, но и изменял ей. Ну и стоит ли нервничать, ожидая его? Октавия невольно вспомнила, как переживала накануне свадьбы насчет первой брачной ночи. Тогда ее заботило, понравится ли она мужу, сумеет ли доставить ему удовольствие. С болью в сердце она подумала, что глупее тревог нельзя и придумать. Как показал опыт, о физической близости не стоило волноваться. Преодолев естественное смущение и потеряв девственность, она поняла, что ей безумно нравится секс с Алесандро, и с каждым разом открывала себя заново, получая невероятное наслаждение от близости с мужчиной.
Но секс, точнее, его отсутствие, стал еще одним показателем того, как мало интересовался ею муж. Это причиняло боль, в жажде его внимания она чувствовала себя жалкой попрошайкой и научилась прятать чувство пустоты и одиночества за маской холодного равнодушия.
— Миссис Ферранте, — медсестра Венди вкатила кресло-коляску, — давайте-ка отправимся к вашему мальчику.
Примо и не пошевелился, чтобы помочь ей встать. Октавия была рада, хотя после операции мышцы до сих пор не повиновались, а после анестезии кружилась голова и тошнило. Он тоже последовал в палату новорожденных, явно не подумав, что ему может быть отказано во входе.
— В палату допускаются только родители.
— Октавия!
— Тебе придется встретить Алесандро и проводить сюда.
Венди провела карточкой по замку, и через миг они очутились в светлой теплой комнате. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь серые облака. Впервые за долгое время Октавия почувствовала прилив надежды.
— Малыш вас звал, — заметила медсестра Анна.
Сейчас у вас тишина и спокойствие. — Октавия пересела в мягкое кресло-качалку. — В приемном отделении вчера царила такая суматоха, когда я приехала.
Она сильно перенервничала накануне, хаос в больнице не прибавил уверенности в благополучном исходе. Какое облегчение понять, что можно расслабиться и взять на руки ребенка, о котором она так тревожилась! Октавия едва не расплакалась.
— Я слышала. — Венди забрала младенца из инкубатора и завернула в одеяльце. — Потому доктор Рейнолдс еще не навестила вас. Сначала роды, потом ее попросили помочь пострадавшим в автобусной аварии, произошедшей буквально перед вашим приездом. Ну и ночка! Спустите халат с одного плеча.
Последовав ее совету, Октавия внезапно устыдилась своей наготы, хотя в теплой комнате никого, кроме них и детей, не было.
Ребенок был явно расстроен и голоден. Чувствуя тепло малыша в своих руках, Октавия вдруг ощутила нежность и желание защитить его. Такой милый, хорошенький малыш с шелковистыми черными волосиками, выбившимися из-под бело-голубого чепчика. |