– Мы этим козлам выпить предложили, – совершенно искренне начал возмущаться Кузьма Иванович, – а на нас так зашикали, будто одни святые кругом. Тоже мне, праведники нашлись! С утра еще квасили!

– «И что из того, что у вас стресс? Пить – здоровью вредить!» – начал тянуть чуть не нараспев Виктор. – «Вы для того морально-психологическую подготовку и проходите. Настоящие мужчины не станут заливать страх водкой». Тьфу! – Он смачно сплюнул. А я мысленно заулыбался – приятно осознавать, что не только мы поднадзорные кролики.

– Что происходит-то? – Кузьма Иванович огляделся по сторонам, словно в поисках истины.

Вот тут я им и выдал свою версию про психолога и его бесчеловечные методы. Одно не стал уточнять, что это мои собственные умозаключения. Ох они распетушись, никогда бы не подумал, что летуны так свирепеть могут. С большим трудом уговорил их бучу не поднимать, оставить все как есть. Даже пришлось спиртом из спиртовой горелки пожертвовать. Зато теперь вертолетчики и спецназ – дружба навек. Впрочем, она и до того крепкая была – мы друг на друга завязаны. Они нас возят, мы их, если что, в смысле собьют кого, вытаскиваем. И коль им отдыхать не охота, так пусть нам кайф не обламывают. Летчики пообещали молчать, но добавили, что, мол, когда процедура реабилитации закончится, они нажрутся и обязательно набьют морду своим оппонентам. Я не возражал.

– Лады, – сказал Дружинин, – вы отдыхайте, а мы свою ласточку восстанавливать пойдем.

– Что, она еще будет летать? – недоверчиво покосился я на собеседников.

– Само собой. – Кузьма Иванович весело улыбнулся. – Ребята из рембригады обещали в три дня в строй поставить!

– Неплохо! – одобрительно закивал я головой, сильно удивленный таким поворотом дела. А ведь как падали, а на деревья как рухнули? Сколько вершин и стволов поломали… и три дня… Круто!

– Бывай! – попрощались вертолетчики и пошли к себе, благо палатки летчиков располагались неподалеку.

– Парни, нам необходимо провести разбор полетов, – сообщил я им. – Время нам определили «по выбору стреляющего», поэтому предлагаю не затягивать и «отстреляться» сразу, то есть сейчас.

– Сейчас – это когда? – поинтересовался вездесущий Бубликов.

– Сейчас – это значит сейчас. – Я поглядел на часы. – Если согласны, пойду ротному доложу.

– Сейчас? – хмыкнул рывшийся в рюкзаке Болотников. – Так начальство из-за нас и подорвется! Сомнительно. Нихренасеньки они на нас ориентироваться не будут. Им проще нас в удобное для них время выдернуть.

– Обещали, – напомнил я, – но посмотрим. Понятно, что сразу не кинутся, поэтому на всякий случай скажем, что готовы «дать показания» через час. За час наверняка соберутся, не захотят же они травмировать нашу психику, – улыбнулся я. – Только смотрите никуда не разбредайтесь, на месте будьте.

– Есть, товарищ старший лейтенант! – козырнул мне чертов Бублик.

– Тогда я до ротного. – Я надел камуфляж, берцы и из освежающей прохлады палатки вышел в душный день сирийского дня.

Подойдя к двери канцелярской палатки, я, как и положено, испросил разрешения.

– Разрешите?

– Заходи, что приперся? – Услышав столь привычное приветствие нашего старшины, я расстегнул замок-молнию полога и вошел.

– А ротный где? – Увидев только старшину, я забыл поздороваться.