– Да вы что! – рассердилась Маня. – Фима ручная, глядите.

И она, взяв крыску, сунула ее даме под нос.

– Уберите, – зашипела «санэпидстанция», – безобразие, а это кто?

– Хомяки!

– Нет, там, в аквариуме?

– Жаба Эльвира, хотите поближе посмотреть? – обрадовалась Маня и сняла крышку.

– Не надо, от них бородавки!

– Чушь собачья. Бородавки – вирусная инфекция, – отрезала Маруська, – передаются при рукопожатии.

– В кон­це концов, что тут происходит? – окончательно вышла из себя дама. – Собака у входа, на подоконнике кот, мыши…

– Крыса!

– Крыса, хомяки, ой, а это что?

– Йоркширская терьериха Жюли и пудель Черри, – безнадежно ответила я, понимая, что главному бухгалтеру придется в этой ситуации раскошелиться не на пятьдесят, а на сто, если не на двести долларов.

Очевидно, та же мысль пришла и в голову проверяющей, потому что она мечтательно сказала:

– А в туалете у вас нет ершиков для унитаза!

Тут дверь приоткрылась, и появилась Аллочка с Хучем на руках.

– У нас санэпидстанция! – рявкнула я.

Заместительница кивнула и, не отпуская мопса, убежала.

– Маня, – велела я, – неси кофе, печенье, коньяк. Аркадий, набери… э… простите, как вас зовут?

– Нинель Митрофановна, – с достоинством ответила дама.

– Ага, отлично, набери Нинель Митрофановне книжек на складе, скажи Лидочке: для санэпидстанции.

Дети мигом испарились.

– Милые у вас животные, – подобрела Нинель Митрофановна, – в особенности пуделек. Старый уже?

– Немолодой.

– А моя собака умерла, – вздохнула женщина, – все мечтаю новую завести, только какую? Маленькую хочется, ласковую.

– Мопса! – рявкнула Маня, появляясь на пороге с подносом. – Мусик, возьми кофе, я в академию опаздываю.

– Это ваша дочь? – спросила Нинель, жеманно пробуя напиток.

Я не успела ответить на этот вопрос, потому что в комнате материализовался Аркадий.

Мой сын очень хорош собой. При росте метр девяносто девять сантиметров он носит брюки сорок восьмого размера и пятидесятого пиджак. Глаза у Кеши светло‑орехового оттенка, абсолютно кошачьи, волосы темно‑каштановые, а на лице аристократическая бледность. Он все­гда хорошо одет, модно причесан и ненавязчиво пахнет дорогим одеколоном. При этом, как у всякого адвоката, у него великолепно подвешен язык. Кешка не теряется ни при каких обстоятельствах и умеет заставить себя слушать, девушкам он нравится чрезвычайно: красивый, богатый, ласковый, просто принц. Впрочем, кое‑кто из моих подруг со смехом говорит:

– Эх, будь мы лет на двадцать моложе, точ­но бы отбили его у тебя, Зайка.

Ольга только улыбается. Она великолепно знает, что муженек никуда не денется, да­же если ему, предположим, придет в голову идея совершить крен влево, он все равно вернется назад. Од­нако это лишь теоретические размышления, до сих пор Аркадий не пытался изменять жене, мо­жет, кому‑нибудь такое поведение и покажется странным, но наш адвокат однолюб.

– Вот, – лучезарно улыбнулся Кеша, протягивая Нинель Митрофановне большой пакет, – ты, мать, нашла самую неподходящую личность для похода на склад. Ну откуда мне знать, что по душе молодой женщине? Спасибо, Лиля подсказала. Уж не ругайте, – повернулся он к гостье.

Нинель Митрофановна, скорей всего справившая несколько лет тому назад пятидесятилетие, зарделась и пробормотала:

– Ах, ерунда, я детективчики обожаю, Маринину, Полякову…

– Значит, угадал, – сиял Кешка, – у вас великолепный вкус, сам увлекаюсь.