— Деловая женщина? — предположил Кен.

— Ну, она, безусловно, любит свою работу, — признал Фил, а затем, сменив тему, виноватым тоном произнес: — Послушайте, я и так уже отнял у вас много времени. Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я решил замолвить словечко за Грейс?

— Я наполовину швейцарец, — ответил Кен, , пожав плечами. — А семейная лояльность — одна из наших национальных черт.

Это была правда. И если бы был честным до конца, Кен признался бы, что восхищен тем, с каким жаром Фил Митчел защищал кузину. Но их разговор породил у Кена несколько вопросов, на которые мог ответить только один человек — сама Грейс. Но захочет ли она? И будет ли с его стороны разумно расспрашивать ее, рискуя связать себя с ней еще теснее.

Куда уж теснее? — с горькой насмешкой спросил себя Кен.

Предполагаемое ее закрытие накалило страсти до предела. Однако Фил, у которого Грейс пыталась хоть что-нибудь узнать, не сообщил ничего определенного.

— Кен Эдвардс сейчас в Огасте, проводит всякие заседания и консультации, — объяснил кузен.

О чем он умолчал по профессиональным причинам, так это о том, что, похоже, затевается расследование по поводу не имеющих разумного объяснения неувязок в бухгалтерских книгах и счетах, подписанных Грегори Купером. До Фила доходили слухи, что Грегори объясняет эти неувязки кражами на фабрике и даже потребовал выплатить ему страховку, предусматривающую такие потери. Однако страховую компанию не убедили подобные объяснения. В результате Кен Эдварде тоже занялся проверкой представленных ему при заключении договора счетов.

Грейс взбиралась по узкой тропинке на холм, где находилось одно из самых любимых ее мест — славный старинный дом, принадлежавший некогда семье крупного лесозаводчика Палмера и стоящий на собственных землях за пределами городка. Услышав над головой трель черного дрозда, она остановилась и заслушалась, на время забыв о насущных проблемах.

На вчерашнем собрании было решено устроить демонстрацию завтра утром. Грейс собиралась присоединиться к рабочим и членам их семей днем, сразу после занятий. Будучи студенткой, она отдала дань этого рода деятельности, выступая за права как человека, так и животных, и теперь твердо заявила организационному комитету, что не должно быть никакого насилия и беспорядков.

— Мы все с этим согласны, — поддержала ее мать одного из учеников. — Очень бы хотелось, чтобы до этого не дошло. Мы попытались поговорить с Кеном Эдвардсом, но он сказал, что считает момент не слишком подходящим, для того чтобы встречаться с нами.

Кен!

Грейс зажмурилась и глубоко вздохнула. Пусть она и не видела его три дня, но это вовсе не означает, что по ночам… Она быстро открыла глаза. Я не буду думать о снах, которые преследуют меня, и о том, что они могут означать. О снах, в которых я снова в его номере… в его постели… в его объятиях… Это всего лишь сны. Они не свидетельствуют о том, что я хочу повторить то, что произошло между нами, твердила себе Грейс.

И то, что она проснулась прошлой ночью от звука собственного голоса, простонавшего его имя, тоже ничего не значит… Равно как и желание, которое охватывает ее всякий раз, когда она вспоминает о Кене Эдвардсе.

Что же до безумных поцелуев, о которых она не перестает грезить, то просто следует смирить воспаленное воображение…

Несколько последних дней он провел в Огасте, занимаясь оформлением приобретенных им фабрик и их будущим. Оказалось, что власти штата заинтересовались состоянием дел на пайнвудской фабрике, в частности в тот период, когда ею управлял Грегори Купер.

Если он хотел оставить эту фабрику, первым делом нужно было решить, что делать с остальными тремя.