Лев Пучков. Привычка убиватьСобачья работа – 2
Пролог
…Шмяк. Шмяк. Шмяк… Комья жирной земли нехотя падают на медленно растущий неровный холмик рядом с могилой. Промозглая зябь сырого туманного утра первой половины сентября отнюдь не способствует возникновению обычного профессионального куража, без которого любые физические усилия превращаются в малоприятную трудовую повинность. А помимо зяби имеет место еще одно обстоятельство, в корне убивающее какие либо намеки на вышепоименованный кураж. Вон оно сидит, это самое обстоятельство: жилистое, кряжистое, с мутным взглядом и здоровенным нерусским пистолетом. Денег за неурочный труд оно не даст, однозначно. Каким либо другим эквивалентом тоже наделять не собирается – предпосылки отсутствуют напрочь. Остается лишь надеяться, что не пристрелит сразу же по окончании работы… Трофим покосился на своего молодого подручного, глухонемого башкира Саню, и незаметно сбавил темп. Агрессор с пистолетом произвел на глухонемого неизгладимое впечатление: Саня махал лопатой, как хорошо отлаженный землеройный агрегат. Этак, чего доброго, за полчаса в одну лопату выкинет всю потребную кубатуру! А это слишком рано. Нужно потянуть время, чтобы сырой холодный воздух привел агрессора в чувство, проветрил мозги, затуманенные какой то дрянью, принятой накануне. С трезвым человеком договориться всегда легче, нежели с употребившим «дури»… Трофим незаметно кольнул подручного уголком заступа в лодыжку – тот покосился, несколько секунд наблюдал за старшим, понял, что торопится, и тоже сбавил темп. Агрессор на саботаж не отреагировал – у него появилось занятие поважнее. В этот момент его спутница как раз начала приходить в себя – холод подействовал – и закатила первую порцию вялой истерики. И что вы думаете? Этот башибузук с мутными глазами и здоровенным пистолетом вместо того, чтобы влепить своей пассии сочную затрещину и рыкнуть на нее, вдруг перестал наблюдать за могильщиками и принялся нежно гладить капризулю по головке, шепча на ушко ей нечто ласково успокоительное. Боже мой, как трогательно! Какой нежный убийца… …Шмяк. Шмяк. Шмяк… Холмик медленно, но неумолимо растет. Молочный туман. Кладбище. Рассвет без солнца. Где оно? Украсть за ночь не могли – большое. Видимо, залоббированная бандитами Дума дала команду попридержать: чтобы ночь была длиннее. Ночь – славное времечко для всякого рода мерзопакостных делишек. Везде пишут: утром нашли труп. Или – под утро нашли. Ночью, как правило, никто ничего не находит. А почему нашли? Потому что плохо спрятали: темно, не видно ни черта. Прятать надо получше. А если не умеешь, поручи это дело профессионалам, тогда никто не найдет… Трофим в такую рань ломать горб не привык. За тридцать пять лет функционирования в кладбищенской структуре он сформировал для себя вполне стабильную систему взаимоотношений с так называемыми «левыми» клиентами. Эти «левые» приезжают за полночь на хороших машинах, вызывают сторожа на улицу и светят в лицо фонарем. Зачем светят? Черт их знает, что за прихоть такая, – но непременно тычут фонариком в морду, независимо от сезона и принадлежности к преступным сообществам Белогорска. Так вот: светят в рожу, дают команду достать труп из багажника. Затем опять дают команду – скрытно захоронить, но чтоб непременно по человечьи. По христиански. Не угрожают, ствол под ребра не пихают, не требуют хранить молчание и давать клятву верности. За работу вручают приличные деньги и, удостоверившись в выполнении заказа, неспешно убираются восвояси. В общем, ведут себя по хозяйски, не суетятся. Вот к какой публике привык Трофим. Которая хочет по человечьи. По христиански. Те, которым по человечьи не надо, своими визитами кладбищенских мужичков не беспокоят. Они оставляют свои неправильно образовавшиеся трупы на месте преступления, на худой конец, отвозят в лесополосу или на свалку и бросают там, как падаль животного происхождения… Утрешние посетители ввергли Трофима в смущение и изрядно рассердили. |
