Оксанка снова прокрутилась красиво, вытолкнув наружу всю свою сексапильность, поймала в фокус восторженный Гогин взгляд. Потом застыла изваянием, разрешая до конца насладиться прекрасным зрелищем, потом вздохнула, потом погрустнела кукольным личиком, задрожала пухлыми губами.

Дальше уже следовала развязка спектакля. И в театральном, и в буквальном смысле. То есть дрожащими ручками Оксанка развязала на талии шубный пояс, безысходно повела плечами, небрежно скинула всю меховую красоту Жене на руки и с размаху упала в кресло — страдать. Страдала она очень убедительно — пустым взглядом, гордо вытянутой шеей и губами скобочкой. То есть изо всех сил сдерживала слезы будто. По сценарию в этот момент Гоги должен был соскочить с дивана и увести Женю вместе с шубой на кухню — производить процесс купли-продажи шубки для приютившей его прекрасной блондинки.

Он и встал. И повел. А куда было бедному Гоги деваться? Талантливое лицедейство — оно и не таких в нем неискушенных с ума может свести. Тем более по заранее продуманному сценарию. Теперь уж Женя должна была свою роль правильно сыграть. И не переборщить, не дай бог. Иначе Гогиного всплеска страсти пополам с благородством надолго не хватит. Они вещи очень тонкие, можно даже сказать, весьма ненадежные, эти мимолетные мужские страсть и благородство. Вот сейчас, в эту секунду, они есть, а в следующую глянь — уже и порскнули, как легкие птички с ветки. А сейчас птички как раз сидят, чирикают беззаботно и не чуют ничего. Так-так… Сейчас Гоги скажет — можно вас на минуточку, девушка…

— Можно вас на минуточку, девушка? — послушно произнес Гоги, показывая глазами на дверь кухни. — Очень поговорить хочу…

— Что ж, пойдемте, поговорим, — будто бы равнодушно пожала плечами Женя. — Раз просите, отчего ж не поговорить.

— И сколько ты хочешь за свою шубу? — сразу и деловито перешел на «ты» Гоги, садясь на кухонный стульчик и заботливо запахивая на волосатых ногах короткий махровый халат. — Только сразу предупреждаю — разумную цену называй. Иначе разговор не состоится. Поняла, девушка?

— Ну… Вообще, я думала за нее две тысячи долларов получить… — робко взглянула на него Женя.

— Сколько?! Сколько? Две тысячи? Я не ослышался? Ты что, девушка, меня за тупого лоха держишь, или как? Думай, что говоришь…

— Да я ее за четыре тысячи в магазине покупала! Вы что!

— Когда покупала? Десять лет назад?

— Нет, не десять… Да вы только потрогайте, какой мех! Это очень качественная норка! И сама шуба эксклюзивная. Вы посмотрите, как цвета шикарно подобраны — черный с переливом желтого и оранжевого! Ни у кого такой больше нет, честное слово! По крайней мере я точно такой второй не видела. А главное — ничего ей не сделалось. Посмотрите, она как новая смотрится!

— Ты что, девушка? Ты учить меня сейчас будешь, что ли, какая вещь какую реальную цену имеет? Ты разве не знаешь, что вещь новая и вещь как новая — две очень большие разницы?

— Почему? Знаю. Потому и прошу не четыре тысячи, а всего лишь половину. С учетом амортизационного износа.

— Э-э-э, грамотная какая… Убери свою грамоту куда подальше сейчас, слушай… Даю тебе тысячу, и будь счастлива…

— Как это — тысячу? Всего? Но это же мало. То есть несправедливо.

— А тебе надо, чтоб еще и справедливо было? — обидно хохотнул Гоги, хлопнув себя по плотным толстым ляжкам. — Ну ты даешь, девушка. В общем, тысяча, и разговор закончен. Это хорошая цена.