|
Кричала, что непочтительный раб швырнул ее вещи, словно мешок с мусором! И если хозяин — как там его зовут? — не выпорет мерзавца самым беспощадным образом, значит, в этом сомнительном заведении никогда не принимали благородных постояльцев и не знают, как с ними обращаться! Хозяин — как там его зовут? — заверил близкую к истерике девицу, что мерзавца он накажет, всю шкуру полосками спустит. Только позже: сейчас дел невпроворот, а как освободится, так сразу… А Верзиле он шепнул: «Уйди из-под обстрела!» А когда Арби, искренне желая успокоить и отвлечь девушку, провел рукой по струнам и попытался запеть… вот тут-то и грянула настоящая, полновесная истерика, по сравнению с которой все предыдущие капризы были просто детским лепетом. Ах, вот как! Над ней издеваются? Мало ей этого кошмарного дома, пропитанного чадом подгоревшей жратвы… этих ужасных, ужасных людей вокруг… этой наглой прислуги… мало того, что жизнь вот-вот пойдет под откос… так еще бренчать будут над ухом! Прямо по нервам! Весело им, да? Весело? Ну, пусть поют! И пляшут! Вот умрет она здесь, на грязной лавке, под их музыку… И не надо тыкать ей в лицо эту дурацкую кружку с водой! Она сейчас умрет, она хочет умереть, а они все пускай выплясывают вокруг ее костра!.. Что бы ни думала Дагерта насчет погребального костра для знатной гостьи, она оставила эти мысли при себе и предложила барышне подняться наверх и отдохнуть. — Деточка, успокойся, — семенил отец за красной, растрепанной дочерью. — Деточка, не плачь, подумай о своем здоровье, пожалей папу, радость моя… — Это ж надо, — задумчиво сказал Арби, глядя ей вслед, — какая прихоть природы! У зайчика родилась дикая кошка. — Причем бешеная, — мстительно уточнил Верзила. — Секли ее в детстве мало, — поставил диагноз Бурьян. И оба стражника — «мужланы с отвратительными рожами» — охотно согласились с разбойником. — Барышня всю дорогу так?.. Или только нам решила удовольствие доставить? — обернулась Дагерта к гостю в синем плаще. — Всю дорогу, — вздохнул тот. — Мы под конец готовы были за борт прыгать. — И достанется кому-то такая жена! — посочувствовал неведомому бедолаге Кринаш. — От такой жены на костер запросишься, — угрюмо согласился безымянный юнец. Зря он подал голос. Дагерте надо было на ком-то сорвать досаду. Она вцепилась в парнишку, как ястреб в цыпленка: — Ох, чуть не забыла! Ну и хозяйка! Коза-то, козочка моя, страдалица бедная! Господин обещал поглядеть, что с ней! Парень позеленел, но покорно дал выволочь себя за локоть из трапезной. Кринаш не заступился. Врать в дороге — скверная примета. Вот она сейчас и сбудется… Сверху донесся пронзительный женский вопль, грохнуло что-то тяжелое. Все разом глянули в потолок. — Подался б я отсюда, — угрюмо сказал бородатый стражник, — да неохота мокнуть. Эй, парень… ты, с лютней, тебе говорю! У двери сидишь — глянь-ка, дождь не кончился? Арби выглянул на крыльцо, вернулся, затворил дверь и ответил: — Дождь нудный и затяжной, как мое безденежье. А все-таки скучно торчать под крышей. Да еще и спеть нельзя! — Он устремил умильный взгляд на Уанаи, которая чинно сложила руки на коленях и тихонько наблюдала за происходящим вокруг. — Я видел на том конце двора, под навесом, уютную скамеечку. Оттуда должен открываться вид на реку. Если барышня согласится вдвоем со мной полюбоваться красотой осени, я смогу рассказать много интересного. Побродил и по Силурану, и по Грайану, и по Гурлиану… Кринаш хотел уточнить, что со скамьи открывается вид не на Тагизарну, а на изгородь и на стену хлева. |
