Январь 1967 года

Беременность началась.

Зигота стала многоклеточным эмбрионом. Он вырос до размера горошины, а его сердцевина — до размера булавочной головки.

Клетки в этой сердцевине образуют хребет, на краю которого формируется крошечный узелок. Это зачаток головы.

Февраль 1967 года

До конца второго месяца при обычном наблюдении невозможно отличить человеческий эмбрион от собачьего.

Но по истечении первых восьми недель он приобретает безошибочные человеческие очертания. Теперь это уже не эмбрион, а утробный плод.

Март 1967 года

Глаза уже не на одной стороне головы, но сближены друг с другом. Крошечные щелочки отмечают уши и ноздри, а чуть большая — рот. Лоб становится массивнее. На верхних конечностях появляются пальцы, запястья, предплечья. По внутренним репродуктивным органам можно определить пол.

Апрель 1967 года

В течение этого периода живот развивается очень быстро, уменьшая диспропорцию между головой и остальной частью плода.

На голове появляются волосы.

Мать начинает чувствовать шевеление маленького тельца.

Май 1967 года

На половинной стадии беременности нижняя часть плода пропорционально увеличивается, а ноги начинают подниматься. Теперь мать четко ощущает то, что она вынашивает. Руки и ноги плода совершают внутри ее тела энергичные движения.

Эллери отделал свой кабинет панелями из сплавного леса — тогда этот выбор казался ниспосланным истинным вдохновением. Щербатая, неровная поверхность выглядела испещренной многолетними приливами и отливами и была искусно покрыта сероватым налетом пены морской. Глядя на нее, Эллери чувствовал, как пол колышется у него под ногами, а щеки обжигают соленые брызги. При установленном на максимальной мощности кондиционере было легко представить себя на палубе прогулочного судна, рассекающего воды Зунда.

Однако это оказалось серьезной помехой требованиям реальности. Метаморфоза стен кабинета изменила обстановку до критической степени, превратив обычную манхэттенскую квартиру в аттракцион. Эллери всегда считал, что для наиболее эффективного использования времени и следования графику писатель прежде всего нуждается в рабочей атмосфере привычного беспорядка. Изменения должны ограничиваться моделью точилки для карандашей на подоконнике. Даже пыль поощряет к работе. Согласно древней метафоре, творческое пламя ярче горит на тусклых и пыльных чердаках.

Зачем же было избавляться от милых сердцу грязных обоев, которые так преданно помогали ему заканчивать многие рукописи?

Эллери тупо смотрел на четыре с половиной фразы, отпечатанные на листе, вставленном в машинку, и складывал руки в молитвенном жесте, когда в кабинет вошел его отец.

— Все еще работаешь? — устало спросил он и быстро удалился при виде мучительного зрелища.

Но через пять минут старик появился вновь, неся запотевший стакан с зеленоватым коктейлем, которым успел освежиться. Эллери стучал себя кулаком по виску.

Инспектор Квин опустился на диван, продолжая потягивать коктейль.

— К чему колотить себя по мозгам? — осведомился он. — Кончай работу, сынок. У тебя на этой странице меньше, чем было, когда я уходил утром.

— Что? — отозвался Эллери, не оборачиваясь.

— Заканчивай работу.

Эллери наконец обернулся:

— Не могу. Я и так запаздываю.

— Еще наверстаешь.

Эллери коротко усмехнулся:

— Если не возражаешь, папа, я все-таки попытаюсь работать.

Инспектор поднял стакан:

— Приготовить тебе то же самое?

— Что именно?

— «Типперери», — терпеливо объяснил старик.