Засмеялись следом за нею и остальные. Засмеялась и Антонина Николаевна, в первую минуту сильно испуганная непонятными слезами Любы. Но тут же умолкла сразу и, сдержав себя, строго выговорила обеим девушкам за их самовольную отлучку.

И в этот вечер и в последующие дни в приютской даче только и было разговору, что о двух «гадальщицах», испугавшихся друг друга до полусмерти. И долго и хорошенькая Любочка, и бойкая «Паша-вестовщица» вспыхивали до ушей при первом намеке подруг об их ночном происшествии.

Глава седьмая

О том, что баронесса Нан — невеста, скоро узнал весь приют.

Софья Петровна объявила эту торжественную новость старшим воспитанницам, предлагая им шить и метить белье для ее дочери. Старшие передали средним, от средних узнали и малыши.

Заказ приданого был огромный, и со следующего же утра воспитанницы уселись за работу.

— Как жаль, что Павлы Артемьевны нет, — первая пожалела Дорушка, — она такие метки умеет выдумывать, что хоть самому царю впору носить!

— Ну, уж нашла кого вспомнить! — засмеялась Оня. — А я так рада-радехонька, что нету у нас больше Пашки… Новая «рукодельная» добрая да молоденькая… Никому замечания из нас, старших, не сделает, а при Пашке я из угла да от печки не уходила! Велика радость, тоже, «спину греть»…

— Вы о ком это, дети? О Павле Артемьевне? — осведомилась, незаметно подходя к разговаривающим, тетя Леля. — Плохо ей, бедняжке! На теплые воды доктора ее посылают. Жаль ее, бедную… — прошептала горбунья, и лучистые глаза Елены Дмитриевны подернулись туманом.

Минутное молчание воцарилось на террасе. Слышно было, как билась оса о стекло и жужжала назойливо, ища и не находя себе выхода на волю.

— Девицы, давайте величать невесту! — предложила бойкая Оня, которую словно кольнуло что-то в сердце после слов доброй горбуньи. — Глядишь, и работа веселее пойдет! Я начинаю. Подтягивайте!

И звонким, чистым голоском она затянула:

Весело, звонко звучали молодые голоса, а самый напев был печален… Такова заунывная русская песнь… На самые развеселые случаи звучит она грустно, меланхолично.

— Ой, девушки, будет нынче! Спинушку разломило! Жара. Иголка, гляньте, так в руках и мокнет! — взмолилась Любочка.

— Еще бы! — усмехнулась Они. — Шить да метить — не то что наговорные травы собирать!

И, лукаво щуря свои бойкие глазенки, она подмигнула подругам на вспыхнувшую Любочку.

— Ну… уж… кто старое помянет, тому глаз вон! — заворчала Паша Канарейкина, откладывая шитье в сторону.

— Ишь ты! Заступается. Небось! Рыбак рыбака видит издалека! — шутила Оня.

— Девицы! Душно! На пляж пойдемте! — предложила Саша Рыхляева, некрасивая, худенькая брюнетка.

— И то душно! Антонина Николаевна, душенька, отпустите нас! — зазвучали хором звонкие молодые голоса.

Не успела что-либо ответить надзирательница, как распахнулась широко дверь террасы и высокая, тонкая фигура Нан появилась на пороге.

— А я к вам с приглашением, девицы! Кто хочет по Сестре прокатиться? Лодку новую maman купила. Вальтер вчера ее со мною пробовал. Чудесное суденышко! Кто со мною?

Не успела еще молоденькая баронесса закончить своей фразы, как все старшее отделение повскакало с мест и окружило ее.

— Баронесса! Барышня! Анастасия Германовна! Меня возьмите! И меня тоже! И я! И я с вами! — кричали на разные голоса девушки, обратившиеся мгновенно в прежних маленьких девочек-стрижек от одной возможности получить всеми любимое удовольствие.