Когда туман сомкнулся вокруг меня, я сосредоточилась, вспоминая лицо Макси и то место, где мы с ней впервые разговаривали после моей смерти, — чердак в доме Вика, и он передо мной возник: старый персидский ковер, портновский манекен, валявшиеся вокруг безделушки. Появилась и Макси. Она стояла в длинной развевающейся ночной сорочке, в которой умерла в двадцатых годах. Я тоже оставалась в белой рубашке и пижамных штанах, которые были на мне в момент смерти.
— Мне жаль твоего бойфренда, — сказала Макси, и в первый раз с того времени, как мы с ней начали общаться, в ее голосе прозвучало настоящее сочувствие. — Паршиво, что ты его вот так потеряла.
— Я его не потеряла. Мы что-нибудь обязательно придумаем.
Макси выгнула бровь. Ее язвительность быстро возвращалась.
— Я тебе уже говорила. Вампиры и призраки? Паршивое сочетание. По-настоящему паршивое. Мы для них — отрава, а они нам не друзья.
— Я люблю Лукаса, и наша смерть ничего не меняет.
— Смерть меняет все. Неужели ты этого до сих пор не поняла?
— Ну, твоей привычки то и дело меня шпынять она не изменила, — отрезала я.
Макси опустила голову, темно-русые волосы закрыли ее лицо, и я подумала, что, если бы в ее жилах все еще текла кровь, она сейчас покраснела бы.
— Извини. Тебе выпали непростые два дня. Я не хотела… Просто пытаюсь объяснить тебе, как обстоят дела.
Непростые два дня. Я умерла, обнаружила, что стала привидением, видела, как Лукаса убили и как он восстал вампиром, да еще и отражала атаку Черного Креста. Да, можно считать, что мне выпали непростые два дня.
— Ты играла с Виком на этом чердаке, когда он был маленьким мальчиком. — Я посмотрела на то место, где, по словам Макси, он любил сидеть и читать ей книжки. — После своей смерти ты не рассталась с этим миром.
— Рассталась! Большую часть столетия я… Я застряла между тем и этим мирами и толком не понимала, что происходит. Иногда я попадала в сны других людей и превращала их в кошмары — просто так, чтобы доказать, что еще могу влиять на окружающий мир.
— Я слышала, что призраки делают вещи и похуже, — возможно, с той же самой целью.
Макси села на подоконник. Ее длинная белая ночная сорочка словно мерцала, когда лунный свет просачивался сквозь развевающиеся рукава.
— Ты, наверное, догадалась, что люди в этом доме подолгу не жили. Для меня это было нечто вроде игры — проверять, как быстро я их напугаю, но потом здесь поселились Вудсоны, и Вик был таким маленьким, всего годика два. И когда я ему показалась, он не испугался. Я впервые за долгие годы вспомнила, каково это, когда тебя… принимают. И когда тебе кто-то небезразличен.
— Значит, ты понимаешь, — сказала я. — И знаешь, почему я не могу покинуть этот мир.
— Вик — человек. Он живой. Он привязывает меня к жизни и дает возможность ощущать ее через него… чуть-чуть. Лукас больше не может этого для тебя делать.
— Может. И делает. Я знаю. — Но, по правде говоря, я этого не знала. Я еще почти ничего не понимала в том, что такое быть призраком.
— Тебе нужно поговорить с Кристофером, — посоветовала Макси. — Он поможет тебе понять.
— Я помнила Кристофера. Таинственный и грозный, он представал передо мной еще в «Вечной ночи»; там он напал на меня с намерением убить, чтобы обеспечить мое превращение в призрака. Но этим летом он появился передо мной и Лукасом, чтобы спасти нас от Черити.
И что он такое — добро или зло? Вписываются ли вообще поступки призраков в известные мне нравственные нормы? Единственное, что я знала точно, — это то, что Кристофер пользуется среди призраков влиянием и обладает властью. |