– Чушь какая! Ничто не избавит тебя от способности их видеть. Дар либо есть, либо его нет.

Кто она такая? Постаревшая копия Элис?

– О’кей, я поняла.

– Считаешь, тебе тяжело? – Женщина изучает меня взглядом. – Бедная такая, несчастная? Хватит уже. У тебя дар. Прими его.

Ловлю ее взгляд, в груди вспыхивает гнев.

– Слушайте, мне не нужен курс психотерапии.

– А что, я не права? – усмехается она. – У тебя потрясающая способность к магии, ты можешь видеть духов. Ей-богу, посмотри на себя: юная, богатая и здоровая девушка. Ты из тех, у кого есть привилегии. Ты без опаски можешь колдовать, потому что живешь в Салеме в такие времена, когда ведьмам не нужно бояться преследования. Это как минимум. А теперь прикинь, насколько хуже могло бы быть. Если ты и вправду такая умная, как думаешь о себе, то ты бы слушала сейчас, а не спорила со мной.

Смотрю на нее, стиснув зубы, молчу. А что я скажу, когда она права?

Женщина кладет руки на стол, и серебряные браслеты на ее запястьях стучат о деревянную столешницу. Она трясет пальцем, направленным на меня.

– Вот почему я больше не помогаю людям. Знаешь, как говорил Сартр? «Ад – это другие». И я с ним согласна.

Издаю короткий смешок:

– Занятные у вас способы помогать.

– Я пытаюсь предупредить вас. – Она приподнимает бровь. – Вы с подругами, колдуя, ведете себя как слон в посудной лавке. И поплатитесь за это. И многие другие, как говорят мои кости.

Пульс подскакивает. Может, все-таки она не просто чудаковатая старуха? Из голоса испаряется весь сарказм:

– Постойте, кому-то грозит опасность? Мы в опасности?

Женщина хватает меня за руки.

– Да оглянись ты! Хватит думать только о себе, своих друзьях и проблемах.

Пытаюсь вырваться, но она держит крепко.

– Что мы начали, сотворив заклинание? Что натворили?

– О, на самом деле ты знаешь.

Она подается ближе. Я проглатываю ком, застрявший в горле.

– Это как-то связано с ключом, который нашла Элис, или с моими снами?

Женщина разжимает пальцы, и я торопливо высвобождаю руки.

– Я уже сказала слишком многое. А ведь обещала себе, что больше не стану ввязываться.

Теперь я приближаюсь к ней.

– Но вы толком ничего и не рассказали.

– А мне нечего рассказывать. Все, что мне известно: тропа, на которую вы ступили, принесет лишь смерть. Все… я сказала это, совесть моя чиста. – Она встает. – Тебе пора уходить.

– Постойте, нельзя просто заявить, что какая-то тропа ведет к смерти, и ничего не объяснить. – Тоже поднимаюсь из-за стола. – Скажите мне, кто умрет?

– В предсказании не было ничего определенного, – хмурится она.

– Я?

– Возможно, – колеблется женщина.

– Мои друзья? Семья?

– Я уже сказала, не было четких знаков.

Я иду за ней к другой занавеске, похожей на ту, через которую я попала сюда.

– Когда я спросила, не я ли это, вы сказали «возможно». Вы что-то знаете и молчите?

– Нет. И хватит мучить меня вопросами, у меня нет ответов на них. – Она отдергивает штору и поворачивает дверную ручку. – За предупреждение можешь не благодарить.

Волна ее густых волос соскальзывает на плечи. От них пахнет лавандой. Дверь со щелчком открывается и в проем бьет яркий дневной свет.