- Что ж такое! – Нилла попятилась от ворот, посмотрела на высокую каменную стену. У нее не было оружия. Она глупо сломала меч, не взяла чернила и пергамент, чтобы создать другой.

Но, может, Соран мог использовать что-то еще, как отвлечение. Что-то, чтобы Дева Шипов сосредоточилась на чем-то другом, пока он делал то, что задумал.

Нилла погрузила ладони в карманы украденных штанов, вытащила когти матери и надела их на пальцы. Она подошла к стене, согнула ноги и прыгнула. Нилариум легко погружался в камни.

Она стала карабкаться.

* * *

У основания лестницы башни Соран замер. Только одно заклинание осталось в тонкой книге, которую он взял с собой. Он хранил его много лет, знал, что наступит время, когда оно понадобится. И время настало.

Прошло много лет, и все еще казалось, что миг наступил слишком быстро.

Он открыл книгу и прочел заклинание, слова вспыхивали, пылали в его разуме. Они будто поднимались со страницы и превращались в петли магического света, которые обвивали его запястья, руки, плечи, торс, ноги, пока все его тело не обвила пульсирующая паутина. Он дошел до конца заклинания, и свет погрузился под его кожу. Потек по его мышцам и костям.

Он глубоко вдохнул, глаза расширились. Сила. Заклинание было чистой силой – мощью и выносливостью десяти человек. Конечно, это не будет длиться долго. Когда заклинание закончится, он останется слабым и дрожащим. У него было несколько часов.

И он собирался использовать это время с умом.

Соран стал подниматься, сила заклинания вела его конечности. Башня была продумана крепкой, все еще стояла после борьбы со стихиями годами, но когда дул ветер, все строение дрожало – слабо, но все равно вызывало тревогу. Пока он шагал, яркие воспоминания вспыхивали в голове. Он словно снова был юношей, вел Гаспара по винтовой лестнице, его сердце пылало задором юности.

Парнями они обнаружили башню вскоре после знакомства в университете. Позже они много раз приходили сюда для незаконных заклинаний. Мифато тянуло к башням для колдовства. Эвеншпиль, маяк, эта развалина… что-то в высоте делало их ближе к квинсатре, и слова текли на страницу легче.

Он и Гаспар захватили эту башню как свое убежище, тут они погружались в темные тайны, давно забытые людьми. Сюда они приходили бодро, неся запретные тома, украденные страницы с заклинаниями, и сидели в свете свечи в комнате на вершине лестницы, делились находками и практиковались с пером и чернилами.

Дураки. Юные и наглые дураки.

Гаспар всегда ненавидел его. Соран знал об этом и тогда. Ему нравилось, что ненависть была рождена из отчаянной зависти. Было приятно, что ему завидовали, и он ощущал себя лучшим магом из них двоих, любимцем наставников, гением, которому было суждено великое. Пока они вместе раскрывали тайны носрайтов, он не скрывал своей радости из-за того, что ему понимание открылось раньше, чем Гаспару, и их эксперименты радовали только сильнее. Сила не давалась Гаспару.

Но, несмотря на его ненависть, Гаспар попытался остановить его в ту судьбоносную ночь.

- Не этой ночью, - сказал он, глаза были круглыми от страха в свете свечи. – Подожди немного, Сильвери. До завтра. Тогда и сделаем это.

Он ощущал безумие в душе Сорана, надеялся, что потянет время, чтобы безумие прошло.

Все ради ничего. Кошмар уже был слишком ярким, живым и сильным в разуме Сорана. Он ощущал, что должен был создать, записать заклинание, иначе он сгорит изнутри от своего отчаяния.

Гаспар стоял в стороне со свечой в руке. И смотрел.

Бедный Гаспар. Бедный дурак. Он смотрел, его зависть росла, как чудовищная змея, готовая задушить его. И Соран был слеп и не понял этого.

Он покачал головой, шагая вверх, в ушах звенело от шепота Девы Шипов, невнятного, но полного угрозы.

Тусклое сияние падало с вершины башни, только сгущало тени, где она цеплялась за стены, ее розы цвели и горели, его зачарованное зрение их видело.