– Когда? – быстро спросил я.

– Ещё днём! А вас всё нет и нет!

– И вот мы тут как тут, – попытался отшутиться я. – А ещё что-нибудь произошло?

– Нет, ничего больше.

– Хорошо. Сейчас все, кто есть в доме, – поднимайтесь на второй этаж, в залу. Всё обсудим. Вы, – я повернулся к приехавшим с нами двум матросам, – заприте дверь, погасите свет, снимите башмаки и тихо прогуливайтесь по всему первому этажу. Следите за окнами.

Они понимающе переглянулись, расторопно принялись запирать дверь и сбрасывать обувь. Остальные пошли наверх. Я едва мог переставлять ноги, и Бэнсон почти внёс меня, подцепив за пояс.

– Итак, – сказал я, как только мы уселись, – как это можно – похитить двух живых людей среди белого дня в Бристоле? Откуда это известно?

– Генри был с ними, он всё видел!

– Очень хорошо. Теперь послушайте меня, Алис, Эвелин. Мы с Бэнсоном ранены. Сейчас сбросим плащи – и вы не пугайтесь. Займитесь ранами, но только молча. Нох, почисти и заряди пистолеты, а ты, Генри, рассказывай. Всё по порядку. И подробно, это очень важно.

Осторожные, быстрые руки принялись снимать с меня одежду.

– Куда? – не замечая падающих с лица слёз, с мучением в голосе спросила Эвелин.

– В правое плечо и ногу. Ножом и шпагой. Неглубоко.

– А Бэнсон?

– Два раза в грудь.

Рядом начала тоненько плакать Алис. Эвелин, сама в слезах, быстро обняла её, поцеловала, потом встряхнула несильно и выговорила:

– Беги к Мэри, пусть греет воду. Принеси сюда тазы из ванной. Свечей побольше. И мой ящичек с травами. Беги, время дорого!

С горестным, отчаянным подвыванием Алис умчалась, а я посмотрел на обнажённый торс Носорога. Почти в середине груди у него чернел струпик ранки. Крохотный, но крови натекло много.

– Всё-таки полицейский? – спросил я его.

Он кивнул.

– А тот, в маске?

– Не достал, – покачал головой Бэнсон. – Вот только сбрую испортил, – он приподнял и показал мне рассечённый наискось, почти надвое, толстый кожаный нагрудник.

– Ну что, рассказывай, – повернулся я к Генри. – Что произошло?

– Мы гуляли днём, – торопливо заговорил он, – Корвин, Эдди и я. Зашли к бакалейщику, купили бритву: Корвин сказал, что скоро начнёт бриться. Зашли в пирожковую, купили по два пирожка. Там рядом оказалась книжная лавка, я зашёл, а они ждали меня на улице. Вот там их и схватили.

– А почему они не пошли с тобой в лавку?

– У них же руки были масляные. Книги трогать нельзя. Они же пирожки кушали.

– Так, что дальше?

– Я пошёл на них в окно посмотреть.

– Почему?

– Так карета подъехала! Большая карета, лошади топали, и вдруг всё стихло. Я и посмотрел, почему карета остановилась. Дверца открылась, и у Эдда что-то спросили. Он стал рукой показывать, вроде бы как проехать. И ещё к карете подошли двое высоких людей, тоже стали показывать. Вдруг из кареты высунулась рука, схватила Эдда и втащила внутрь. Легко, как котёнка. И тогда эти двое высоких схватили Корвина и забросили его туда же. Сами вскочили на запятки, дверца захлопнулась, и лошадей стали сильно хлестать кнутом. Лошади понесли. Я выбежал – на дороге пирожки лежат…

– Какая была карета?

– Большая, красная с серым. На окошках – красные занавески. Лошади чёрные. Очень быстро ускакали. Я бежал следом за ней сколько мог. Потом она свернула, а я тихо пошёл домой: очень в боку кололо.

– В какую сторону свернула?

– В порт, к гавани.