— Патрик, — пискнула я и подумала: вот дура, вообразила, что Патрик пришел меня спасать.

Чарльз подмял меня под себя, стал рвать на мне одежду, превращая в реальность все мои самые жуткие ночные кошмары. И вдруг тяжесть ушла, я вздохнула полной грудью, открыла глаза и увидела, что Патрик тащит Чарльза через комнату. Чарльз ударил Патрика кулаком, и тот рухнул на мой письменный стол. Мой ноутбук, коробка с дисками и груды бумаг полетели на пол. Чарльз кинулся на Патрика, но тому удалось его отпихнуть. Я понимала: надо что-то делать. Позвонить в полицию или ударить Чарльза вазой по голове, как это делают героини фильмов, но я просто не могла пошевелиться. В любом случае дрались они не как в кино — неумело, беспорядочно, удары часто не достигали цели. В конце концов Чарльз, неуклюже поднимаясь на ноги, стукнулся головой о край столешницы и, оглушенный, повалился на пол. Патрик вновь замахнулся на него кулаком, но я крикнула:

— Патрик, прекрати… ради бога! Хватит!

Патрик глянул на Чарльза. Тот не шевелился. Пошатываясь, Патрик отступил к кровати, сел, тяжело дыша, и опустил голову на ладони. Потом спросил:

— Ты как? В порядке?

Я кивнула без особой уверенности. На мгновение комнату окутала тишина, потом послышались душераздирающие всхлипы. Чарльз плакал. Лежал под столом, подтянув к подбородку колени, и плакал. Моя разгромленная комната наполнилась стонами отчаяния.

Я отослала Патрика на кухню, велела найти лед и положить холодный компресс на подбитый глаз, а сама ползком подобралась к Чарльзу и уговорами выманила его из-под стола. Потом села на кровати, держа голову Чарльза на своих коленях. Тот, рыдая, говорил, что не хотел причинить мне боль. Мне казалось, что все мое тело в синяках, но физические страдания были ничто в сравнении с муками совести. Чарльз любил меня, а я не принимала его чувства всерьез. Если ничто другое, то уж во всяком случае история жизни Тильды должна была меня научить, что любовь может глубоко ранить того, кто любит. Теперь я верила, что Чарльз не лгал, когда говорил, что не хотел причинить мне боль. Поэтому, когда Патрик снял телефонную трубку, собираясь позвонить в полицию, я его остановила.

— Ребекка, как же так?! Он пытался тебя изнасиловать! Я все видел и слышал.

— Он болен, Патрик. — Я пыталась придумать, как быть. — Позвоню его сестре… может, мать убедит его лечь в клинику.

Патрик стал возражать, но я стояла на своем. Ночь в камере доконает Чарльза. Мы разыскали его мать, а потом, казалось, все произошло очень быстро. Выведенная из присущего ей состояния чопорной отстраненности, мать Чарльза прибыла вместе с врачом с Харли-стрит, ворча, что ее выдернули из постели в неурочный час. Чарльз к этому времени уже пребывал в ступоре и пошел за ними безропотно. Мы с Патриком остались вдвоем в хаосе моей гостиной. В половине четвертого ночи.

— Спасибо, Патрик, — поблагодарила я его дрожащим голосом. — Как ты узнал?..

— Я не знал. Мне нужно было кое-что тебе сообщить. Я несколько недель пытался связаться с тобой, оставил несколько сообщений на твоем автоответчике.

— Я стирала их не прослушивая, — виновато объяснила я.

— А… — Он посмотрел на меня. Над бровью у него красовался рваный порез. — Пожалуй, это даже к лучшему, иначе я не пришел бы сегодня. В общем, я работал допоздна и решил, что по дороге домой заеду сюда и, если свет будет гореть, зайду. Только собрался постучать, слышу — крики. Я обошел дом, думал, может, задняя дверь открыта. Она оказалась заперта, но мне удалось залезть в окно.

— Патрик, завтра у тебя над глазом будет великолепный синяк.