- Что же?

Морис хотел ответить, но сдержался. Или мне показалось? Не знаю. Да и слушать его я больше не мог. Снова сознание затуманилось, к сердцу подкатила горячая волна...

В полусне, в полубреду прошла для меня первая ночь в тюрьме Маро-Маро,

Волны забытья ушли. Я раскрыл глаза. Вверху маленькое окошко, за ним синел клочок неба. Медленно плыли вдали перистые облака, расцвеченные утренним солнцем. Бодрящая свежесть проникла в камеру. Я ощутил дыхание свободы, тревожно сжалось сердце.

Ко мне склонился Потр, послышался его обеспокоенный голос:

- Как вам, товарищ? Больно?

Я вспомнил вчерашнюю беседу, улыбнулся. Напрасно я сердился. Пусть он мечтает. Ведь ему тоже нелегко. Строить воздушные замки и снова разрушать их - это пострашнее, чем безнадежность!

- Вероятно, вы скептически отнеслись к моим мыслям? - как бы услышав мои раздумья, произнес Морис. - Да, я виноват.

- Что вы! Что вы!

- Не возражайте. Я вас понимаю. Вы только что шли на смерть. Вы ощутили дыхание свободы. Ведь правда? Что из того, что лишь мгновение вокруг не было проволоки, стен, надзирателей? Даже за такой мизерный отрезок времени познается вся ценность свободы! Кто переживет это мгновение, тот никогда не станет рабом!

Да, это верно. Он правду говорит. Я помню каждую деталь того вечера, снова переживаю мгновения побега. Трепетание, страх, и потом... одна минута свободы! Блаженство, которое невозможно представить, и снова страшное падение!

- Вы, быть может, даже презирали меня вчера, - продолжал Потр. - Да, не возражайте. Человек только что шел на смерть ради свободы, а ему говорят о мечте. Но я искренне хотел поддержать вас...

- Спасибо, - слабо улыбнулся я. - Но мне уже не поможет такая поддержка. Я не верю в мечту, я не вижу просвета...

Морис замолчал, вздохнул. Потом начал расспрашивать меня о новостях. Но что я мог рассказать ему? В лагере нам также не давали ни журналов, ни газет.

Разговор прервали надзиратели. Они открыли окошечко. Заключенные, разносчики обеда, принесли хлеб и пойло. Похлебав теплой бурды, я снова задремал, Проходили часы, черным крылом надвинулась ночь.

Постепенно ко мне возвращались утраченные силы. В прошлое уходили события страшной ночи побега. Тот эпизод вспоминался как жуткий сон. И где-то в глубине сердца зарождалась неосознанная надежда. На что?

Как-то под вечер Морис снова начал разговор. Перед этим дежурил надзиратель с больным зубом. Он не давал не то. что говорить, а даже вздохнуть. После него пришел толстый, добродушный надзиратель, очень ленивый, любивший дремать в уголке коридора на кресле.

Морис пододвинулся ко мне, коснулся моей руки.

- Вы спите, товарищ?

- Нет.

- Давайте снова помечтаем?

Я вздохнул.

- Не надо иронизировать, - мягко продолжал Морис. - Я убежден, что нет в мире ничего сильнее, чем мечта. А тем более здесь, в наших условиях. Ведь вам удалось убежать только благодаря мечте! Что, разве не так? Привыкнув, потеряв мечту, заключенный уже не вырвется на свободу.

Я вспомнил Миаса. Да, он прав, этот Потр! Старик перестал мечтать, и это закрыло ему путь. Он сам признался в этом. Меня же на колючую ограду бросила жажда свободы, мечта о счастье. В словах Мориса есть живое зерно. Но здесь, среди этих стен, как может помочь мечта?

- Я часто думаю о необычном, - снова отозвался Морис. Фантазирую о будущем Земли. Когда думаешь о будущем, легче жить.

- Да... - пробормотал я. - Та же религия. С той разницей, что религия обещает награду за муки непосредственно мне, моей душе, а ваша мечта предназначена для "будущих поколений".

- А вы разве не желаете счастья будущим поколениям?

- Я ничего не знаю о них.