— Полиция в Цинциннати хорошо на вас поработала, — заметил дядя Эм.

— Не они откопали эти сведения. Я разговаривал с хозяйкой вчера по телефону. Это некая миссис Червински, вдова. У нее по телефону приятный голос.

При этих словах дядя Эм широко улыбнулся, но тогда я не понял почему. Затем он сказал:

— Еще стаканчик, капитан?

— Нет, мне пора бежать. Послушай, Эд, я еду на машине. Вы все равно не будете работать в такой дождь. Может, поедешь со мной?

Но я отказался:

— Нет, спасибо, капитан. У меня другие дела.

— Ладно, Эд. Оставайся чистеньким. Но держи ухо востро.

— Хорошо, — сказал я.

После его ухода и все время спрашивал себя, почему я не согласился его сопровождать.

Вечером, когда я ужинал в кафе, я встретил Чарли, зазывалу из «живых картин». Я подсел к нему и небрежно спросил:

— Есть какие-нибудь новости о Рите?

Он покачал головой:

— А откуда им взяться? — Он откусил кусок сандвича, медленно прожевал его и сказал: — Господи, она и не собирается возвращаться.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я предполагаю. Но я прав. Послушай меня, Эд!

— Я тебя слушаю.

— Забудь эту блондинку. Это в твоих же интересах. Ты хотел бы ее заполучить, но, уверяю тебя, не ты один сходишь по ней с ума. Только она ведь хочет денег. Здесь нет никого, кто был бы для нее достаточно богат. У меня есть для тебя идея: маленькое шапито собирается пригласить татуированную женщину. Ею стоит заняться. Во время бессонницы ты сможешь рассматривать картинки хоть всю ночь.

— Да, конечно, — сказал я. — Именно так я и сделаю. На следующий день, в среду, опять шел дождь. Дядя Эм отправил меня в город, и я успел посмотреть три фильма. В четверг после полудня слегка просветлело, но дела шли плохо. А к вечеру опять посыпал мелкий дождь. Мы не стали открывать балаган. А те, кто открылся, ничего не заработали.

От скуки я попытался поупражняться на тромбоне, но вместо музыки у меня получался визг и скрежет.

— Ради всего святого, прекрати, Эд! — взмолился дядя Эм.

— Да, я знаю, что играю отвратительно. Сейчас я его уберу.

— Я говорю не о тромбоне. Речь идет о тебе, Эд. Что, в конце концов, произошло? Ты не хочешь говорить?

— Думаю, что нет.

Он прекрасно знал причину моего настроения. Врать было бесполезно, но у меня не хватало духу сказать ему всю правду.

— Малыш, я не могу видеть, как детеныши молча страдают, — сказал он. — Кубышка у нас полна. Надевай свой праздничный костюм. Ты в нем похож на юного киногероя. Выпроси у меня двадцать долларов, а потом можешь уйти куда-нибудь и напиться. Если ты вываляешь свой костюм в грязи, я не буду в претензии.

— Я не могу вываляться в грязи, — ответил я. — И не могу напиться пьяным, это мне не поможет.

Он вздохнул:

— Этого я и боялся. Я думал, что хватит двадцати долларов. Но вижу, что придется пожертвовать сто.

Он не шутил. Вытащив пачку денег, он начал отсчитывать бумажки, откладывая их на кушетку. Банкноты в пять, десять, даже двадцать долларов. Когда в кучке набралось сто долларов, он остановился.

— Этого хватит?

— А зачем мне столько?

Тут он взорвался:

— Ты сам знаешь зачем! Ты должен узнать, что произошло, и как-то выкарабкаться из этой истории.