Кэрол что‑то говорила, но смысл ее слов не доходил до него.

– Что, если бы мы завели ребенка? "неожиданно спросил он, перебив ее. Почему‑то ему казалось, что Саймон слишком стар, чтобы Кэрол могла надеяться забеременеть от него, и даже сама мысль об этом вызывала у Чарли острое чувство гадливости. К тому же трех браков и кучи детей должно было в любом случае хватить, чтобы Саймон сам не захотел иметь детей от Кэрол. Ребенок – это было единственное, что Чарли мог предложить Кэрол из того, чего не мог или не хотел дать ей Саймон.

Кэрол снова надолго замолчала. Чтобы ответить на этот вопрос, ей потребовалось все ее мужество. Она вообще не хотела иметь детей. Ни от кого. У нее всегда была ее работа, а теперь у нее был еще и Саймон. Ребенок… об этой возможности она почти не думала. Сейчас она хотела только одного – получить развод, чтобы каждый из них мог зажить своей собственной жизнью, не причиняя другому лишней боли. По мнению Кэрол, это было совсем немного, и она считала себя вправе просить Чарли пойти ей навстречу.

– Слишком поздно, Чарли, – ответила она. – Не будем об этом говорить, ладно? Ни ты, ни я – мы оба не хотели иметь детей.

– Теперь я думаю, что мы оба ошибались. Может быть, если бы у нас родился сын или дочь, сейчас все было бы по‑другому. Для многих супружеских пар дети служат чем‑то вроде цемента…

– А я думаю, что это лишь еще больше вое усложнило бы. Дети не могут удержать вместе двух взрослых людей, которые стали друг другу чужими, – они лишь делают расставание еще более трудным и болезненным.

– У тебя будет от него ребенок?

В голосе Чарли снова зазвучали просительные интонации, и он едва не заскрипел зубами от отчаяния. Почему‑то каждый раз в разговоре с нею он оказывался в положении просителя, в положении нищего бродяги, который умоляет прекрасную принцессу вернуться к нему. Чарли презирал себя за эту слабость, но он не знал, что еще он может сказать. Да что там говорить – он готов был унижаться, готов был на брюхе ползать, лишь бы Кэрол согласилась оставить Саймона и вернуться к нему.

– Нет, никакого ребенка, – твердо ответила Кэрол, и в ее голосе Чарли почудились нетерпеливые нотки. – Просто я хочу жить своей собственной жизнью. И я хочу быть с ним. Кроме того, мне не хотелось бы еще больше осложнять твою жизнь. Почему ты не можешь понять, Чарли, что ничего уже не поправишь? С нами с обоими что‑то случилось, и даже я сама не знаю – что. Так иногда бывает, и с этим уже ничего не поделаешь. Это как смерть, как разбитые часы – ни починить их, ни заставить их идти вспять уже невозможно. Чарли и Кэрол больше нет – они умерли. Во всяком случае, я – прежняя я – умерла навсегда. Тебе придется научиться жить без меня.

– Я не смогу… Произнося эти слова, Чарли как‑то странно закашлялся, и Кэрол поняла, что он чувствует. Рыдания душили его. Несколько дней назад они случайно встретились на улице, и Кэрол была поражена его видом. Он сильно похудел, черты лица заострились, и только глаза на бледном лице горели лихорадочным огнем, однако, несмотря на это, она нашла его по‑прежнему привлекательным. Чарли всегда был очень хорош собой, и несчастье странным образом сделало его вдвойне интересным. Но, увы, ее это больше не волновало.

– Я не смогу жить без тебя, Кэрол, – повторил Чарли, и Кэрол невольно подумала, что самое худшее заключается в том, что он сам в это верит.

– Сможешь, Чарли. У тебя просто нет другого выхода.

– Но зачем? Зачем мне жить?

Над этим вопросом Чарли думал постоянно, и, как ни старался, он не мог найти ни одной достаточно веской причины, чтобы бороться и жить дальше.