А боль… с одной стороны, хорошо, что она была, ведь это означало, что он жив. Родители, не желая его волновать, не стали рассказывать Стасу, насколько тот был близок к смерти. Но однажды, когда мама и папа думали, что он спит, Стас услышал, как они шептались о том, что доктор, делавший операцию, настоящий волшебник, вернул его с того света. Стас этому вовсе не удивился, ведь он и правда побывал в каком-то другом мире, где было удивительно хорошо и тепло. Гораздо лучше, чем здесь, где у него так сильно болели голова и нога. Та самая, правая, о которую накануне трагедии тёрлась Вилка, будто хотела предупредить о грядущей беде. «А может, правда хотела?» – подумал Стас, но тут же сам себе ответил, что всё это ерунда, обычное совпадение, такого просто не бывает. «А как же добрый свет, в котором ты купался? – задал он себе новый вопрос. – Он-то ведь точно был. А это значит…» Что именно это значит, Стас додумать не успел, поскольку очень устал и заснул.
Когда он проснулся, была уже ночь. Стас снова закрыл глаза, собираясь спать дальше, но услышал вдруг, что в палате кто-то плачет. Сначала он подумал, что это мама. Стас кое-как сумел повернуть голову, но в тусклом свете фонаря из окошка смог разглядеть, что мама спит, свернувшись калачиком на раскладушке. Потом он узнал, что те пять дней, пока он купался в тёплом свете, мама не смыкала глаз. Так что теперь она спала очень крепко. И тогда Стас решил, что плач ему приснился или что это ветер так странно шумит. Но только он это подумал, как рядом опять кто-то всхлипнул. Звук был странный, очень тихий, шелестящий, будто ветер решил поиграть с листвой. Из-за гипса и воткнутых в него трубочек Стасу было не повернуться, и он тихонечко позвал:
– Эй! Тут кто-то есть?
– Ес-с-сть… – прошелестел в ответ листьями ветер. Или всё же не ветер?
Стасу вдруг стало холодно. Он даже забыл про боль. Хотелось позвать маму, но язык перестал шевелиться.
Он долго лежал, боясь закрыть глаза, и прислушивался. До него доносились шелест ветра за окном, глухой отрывистый кашель за стенкой, далёкую трель телефона, тихое мамино дыхание… Но это были вовсе не те звуки, что его напугали. Пытаясь убедить себя, что плач и всхлипывание ему почудились или приснились, Стас не заметил, как снова заснул.
Ему приснился город, очень похожий на Кошково. И всё-таки не Кошково, хотя бы потому, что в этом городе не было ни одного современного здания, зато имелась крепостная стена – высокая, с трёхэтажный дом, и почти такая же широкая. Стена начиналась у реки, огибала город и заканчивалась у реки же. А на другом берегу, где в «его» Кошкове был Зареченский район, Стас увидел лишь чёрную, будто выжженную землю. Она простиралась до самой линии горизонта, и казалось, что по ту сторону реки мир погружён в вечную тьму, что там нет не только жизни, но и вообще ничего. Впечатление усиливали низкие тёмные тучи, повисшие над Заречьем.
Стас невольно поёжился и стал пятиться, не находя в себе мужества повернуться спиной к чёрной пустыне. Казалось, сделай он так, темнота перепрыгнет реку, проглотит его и растворит в своей жути.
Но пятился он недолго, через три-четыре шага споткнулся и упал – плавно и мягко, как положено во сне. А потом увидел мальчишку, который стоял рядом и тянул к нему руку. Стас сжал протянутую ладонь, и тот легко поднял его на ноги, словно Стас весил не больше котёнка. А может, мальчишка просто был очень сильным, тем более что и одет он был словно воин, древний воин, в серые штаны из грубой ткани и кольчугу, перетянутую кожаным поясом. На ногах у «воина» красовались добротные с виду сапоги, а вот шлема, против ожидания, у странного парня не было; его длинные светлые кудри свободно развевались на лёгком ветру. Если бы не их длина, парня было бы легко принять за самого Стаса – он был одного с ним роста, такой же курносый, широкоскулый и сероглазый. |