– Где вы воевали?

Мужчина втянул пену со своего нового пива, затем отодвинул языком ус в сторону.

– Где я только не воевал. Я завербовался в девяносто третьем и прошел через все кампании.

Капелланская была самой тяжелой. Эти дома воинов не сдавали и сантиметра, пока не начинали тонуть в собственной крови. Они ведь прикончили Алларда-Ляо и одного из сыновей Виктора. Я был под началом Бертона. Если бы он не спас мою задницу, я бы здесь не сидел.

– Бармен закатил глаза, и я понял, что история будет продолжаться и продолжаться если я что-нибудь срочно не предприму.

– Что же ты делаешь здесь в таком случае? Я думал, что о ветеранах Республики позаботились. Полдюжины рыцарей заквашены на похоронском тесте.

Бармен покачал головой и отошёл к посетителю, который, по всей видимости, помер за барной стойкой. Похоронец посмотрел на меня налитыми кровью голубыми глазами.

– Они меня забыли. После заключения мира я подал в отставку, приехал сюда, домой. У меня были проблемы с адаптацией, ставшие проблемами с законом, отсидел срок. Тюремщики меня невзлюбили, так что они отослали уведомление, что я, дескать, помер в той дыре. Я пробовал жаловаться, но никто не стал слушать. Проще восстать из мертвых, чем оформить все бумаги, доказывающие, что ты и не умирал.

Я нахмурился.

– Но есть же анализ ДНК, верно?

Он рассмеялся.

– Я отослал образец. Получил письмо со свидетельством о моей смерти.

– На мой взгляд ты выглядишь довольно живым. – Я протянул ему руку. – Я – Сэм Донелли.

– Энди Харнесс. Ребята звали меня Ворчуном. Когда я был в «Похоронке». Признателен за пиво. – Он снова отпил. – Моё оправдание тому, что я здесь – то, что я мертв. А у тебя какое?

– Как и ты, я тоже мертв, – буркнул я и хлебнул ещё пива. – Ещё час назад я работал на АРА, валил деревья за Кокусимой. ПЭФ устроило засаду на полицейских, угробили нескольких и по мысли треклятого рыцаря Республики я работал на ПЭФ. Она заставила АРА вышвырнуть мою задницу на улицу, и поскольку я жил в их бараке, я остался ни с чем. АРА не собирается давать мне рекомендации, поэтому на этом куске камня меня никто не наймёт, а у меня нет денег, чтобы убраться отсюда. Они выкопали мне милую маленькую могилку и заваливают её грязью со всей доступной им скоростью.

Мой голос становился громче по мере того, как я говорил, но кажется только бармен обратил на меня внимание. По выражению его лица можно было сказать, что теперь он будет требовать с меня оплату вперед и будет пробовать монеты на зуб, проверяя, настоящие ли они.

Несмотря на то, как с Энди обошлись, он остался республиканцем.

– Ну, если по мнению рыцаря существует проблема, у него должна быть на то причина.

– Это не он, а она, и она слушает этого козла Рейса. Этот жирный дармоед… – я схватил солонку Энди. – Я уже наполовину решился вернуться назад, взять его за жабры и посмотреть как он корчится от страха. Даже лучше, я могу поехать в АРА, забраться внутрь, взять мой мех и показать ему, почему дом, распиленный надвое, не может стоять.

Энди позабавила эта идея.

– Когда меня выпустили, он был младшим надзирателем. Именно он меня утопил, так что я тебе помогу.

– Я говорю тебе, Энди, он подставил тебя и он же подставил меня, и хуже всего в этом то, что Республика верит ему. Если бы Стоун был с нами, он бы появился здесь и пнул бы это ничтожество под зад, и здорово бы пнул, но что же теперь будешь делать, верно? Почему Республика не может проснуться? Рыцарь покрывает Рейса, а он стал маленьким диктатором. Ей следовало бы разорвать его на части и знаешь что? Если она его не разделает, то я разделаю.

Он испоганил мою жизнь и я не понимаю, почему ему дозволено оставаться таким толстым, тупым и счастливым.