Теперь его мысли много меньше были поглощены собственным «я». Ни разу он не испытал жалости к себе или искушения извинить свои грехи в отношении Марианны. Он должен ответить за свои поступки, даже если им и можно подыскать оправдания. Скорее объяснения, ибо оправданий у него нет. Никогда он не узнает, какова его доля в этом грехопадении и какова доля влияния той женщины-духа. Все, что ему известно, — это он знает точно: если бы не его былая порочность, этого могло не случиться. Та женщина искала и ждала своих жертв, но этой жертвой не мог бы стать любой человек. Она рассчитывала на таких, как он.

Но теперь, и бог тому свидетель, он не позволит себе быть таким.

Дэвид перевернулся на бок и стал смотреть на дверь в ванную комнату. Шум воды стих, Эллен сейчас выйдет. Он принялся лениво размышлять над тем, чем закончится сегодняшний вечер, — перспектива интимной близости манила его. Эта область их взаимоотношений также серьезно улучшилась, несмотря на утерю пресловутой «искры». Не была ли эта искра для него всего лишь отблеском незрелой, мальчишеской романтики? Пусть пропал тот неуправляемый жар, который отличал их отношения в молодости. Взамен него пришли чуткость и понимание, доброта и сердечность. Может быть, пришла и мудрость? Чувство товарищества?

Он наконец узнал, что такое самоконтроль. Научился подчинять мимолетные желания голосу разума и терпения, хотя мог бы сказать, что на постижение этой науки у него ушла вся жизнь. Слушать голос тела, исполнять его прихоти было проще всего, ибо тело никогда не молчит, все время требуя что-то и что-то диктуя. Следовать этим командам до смешного легко. Настолько легко, что это становится неистребимой привычкой.

Но телу нет заботы до того, на кого направлены его желания, оно не персонифицирует их. Оно знает только чувства. А о том, с кем эти чувства связаны, оно размышлять не станет. Можно сказать, что тело — это зверь, которого время от времени требуется подкармливать. Раньше он, Дэвид, так и поступал. Но теперь он намерен подчинить этого зверя, хотя и знает, как нелегко это, ведь зверь привык быть накормленным. Но он добьется своего — в конце концов, это всего лишь неразумное животное, не знающее силы разума, могущее только требовать и рычать. И если разум не может совладать с подобным существом, значит, это не разум.

Такова была сейчас его задача — подчинить свое животное начало разуму, но не разрушить его, не сломать ему хребет, не превратить его в понуро бредущего мерина. Норов этого существа не бесцелен. Он полон остроты ощущений и искрится красотой жизненной силы. Этот поток прекрасен, когда мчится по крепкому руслу, когда берега уверенно направляют его бурное течение. Пусть играет силой, пусть радуется жизни, но пусть его мощь находится под контролем.

Есть жажда тела, и есть требования разума. И долой все мудрствования на этот счет. Тело дано человеку при рождении, но ему также дан и разум. И, следуя голосу разума, мужчина должен превратить свои отношения с женщиной во что-то великолепное. Соединение воль и душ неизмеримо более важно, чем соединение тел. Это является, в сущности, результатом более важной близости, выражением любви.

Если нет любви, отношения могут носить разрушительный характер.

Дэвид улегся поудобнее и улыбнулся про себя. Сформулировать проблему — еще не значит решить ее. Толика здравого рассуждения не в состоянии создать здравомыслящего человека. Тут не помогут снабженные сентенциями сценарии, которые он писал.