А через минуту появился в комнате, держа на поводке огромного кобеля-овчарку по кличке Дик.
Увидев хозяина, Дик радостно завилял хвостом и, едва телохранитель отстегнул поводок, кинулся к Мономаху. А телохранитель вышел, закрыв дверь, но остался в коридоре.
– Дик. Родной мой. – Мономах прижал к себе здоровенную собачью морду и поцеловал кобеля в лоб. Сегодня им предстояло расстаться.
Точно предчувствуя неладное, Дик, жалобно поскуливая, уткнулся хозяину в колени. Он с готовностью бросился бы на любого, кто осмелится поднять руку на его хозяина. И так уже было. И он вместе с телохранителем защищал Мономаха. На свете не было ничего такого, что могло бы остановить верного пса. Дик не боялся ничего и никого, понимая все команды хозяина с полуслова. Он как будто угадывал его мысли. Чувствовал его настроение.
И теперь казалось, что умный пес почувствовал, как муторно у хозяина на душе. И он заскулил, протяжно и грустно. В умных собачьих глазах была заметна тоска, которой раньше вор никогда не видел.
Мономах погладил собаку. Потом медленно поднялся с кресла и, порывшись в шкафу, достал большую сумку. Раскрыл ее.
Сумка оказалась набитой пачками долларов. Вор вернулся в кресло. Сумку поставил рядом. С минуту молча глядел на нее. Потом сказал:
– Артем! – А когда телохранитель появился, кивнул ему: – Подойти ко мне. Нам надо поговорить. – Лицо вора было грустным.
Все теми же неслышными шагами телохранитель приблизился.
– Сядь рядом, – указал вор на кресло, стоящее возле небольшого столика с резными ножками, на котором едва умещалась бутылка дорогого коньяка, ваза с виноградом и две рюмки.
Телохранитель, несколько смутившись, сел, вопросительно заглядывая в глаза Мономаху. Хотя тот явно не хотел встречаться с ним взглядом. И Артем догадался почему.
На глазах вора были слезы. Такого Артем еще не видел.
Мономах налил в обе рюмки коньяку. Одну подал телохранителю. И они выпили молча, не чокаясь. Потом старый вор налил по второй.
Взгляд, от которого даже самых стойких авторитетов бросало в дрожь, теперь был наполнен неразделимой печалью. Вор вздохнул.
– Скажи, Артем. Только честно, – попросил вор. – Я тебя хоть раз в жизни обидел чем-нибудь? Обошелся с тобой незаслуженно грубо?
Артем вопросительно и в то же время преданно взглянул на Мономаха. Зачем спрашивать то, чего никогда не было. Разве вор забыл?
– Нет. Никогда, – почти шепотом проговорил телохранитель, не понимая, к чему все это сказано хозяином. Но не зря говорят, что взгляд может объяснить все больше, чем слова. И, посмотрев в глаза Мономаху, телохранитель почувствовал беду, помочь справиться с которой он не в силах. И впервые гиганту захотелось расплакаться. Вор чувствовал его бессилие и не осуждал. И от этого еще тяжелей было на сердце верного телохранителя, готового отдать свою жизнь за вора.
– Нет, Владимир Борисович, никогда, – повторил он. А Мономах в ответ только кивнул седой головой. Объяснять ничего не стал. Несколько минут молчал, потом заговорил тихо, стараясь скрыть волнение:
– Вот что, Артем… Настало время нам попрощаться… Так-то вот.
– Почему? Вы куда-то уезжаете? – впервые осмелился телохранитель перебить Мономаха. Слишком уж растрогал его душу старик.
– Нет, – грустно покачал головой вор, не обратив внимания на эту маленькую наглость своего охранника. – Уезжаешь ты, мой дорогой.
– Но…
– Слушай меня внимательно, – на этот раз Мономах заговорил несколько раздраженно, не хотел, чтобы телохранитель перечил ему: – Сейчас ты возьмешь Дика и уедешь. В гараже стоит старая «шестерка». Возьмешь ее. Вот это тебе, – вор подвинул ногой сумку, доверху набитую пачками долларов.
– Я не могу…
– Бери. |