Не желая нудных объяснений с родителями (благо, они пускали умильные слюни на даче по поводу «подготовки участка к зиме»), он написал короткую записку — мол, уехал в связи с новой работой, не ждите, будет возможность — позвоню. Сунув записку под сахарницу, взял подготовленную сумку с униформой, бельем, таблетками спазгана от вечных мигреней и огромным пакетом жареных семечек. В конце концов, сильный человек мог себе позволить единственную слабость?!

Аркадий вышел из квартиры, запер дверь и напрочь забыл о существовании дома, в котором вырос, и людей, которых называл родителями. Он мог думать только о себе и о деле.

Снова природа одарила Москву длинной теплой осенью. Если бы не робкое солнце, рано клонящееся к закату, не растерянность обнажившихся деревьев, с которых крепнущий северный ветер дорывал помпезные одеяния, казалось, что бабье лето навечно поселилось в наших широтах, дав, наконец, отпор холоду и тьме серых зим.

«Хорошо… Как хорошо-то…» — с наслаждением вдыхала мягкий утренний воздух Марта Матвеевна Гладкая — старушка, напоминающая сдобную булочку, увенчанную шапкой сахарной глазури. Она привычно тряхнула седыми кудрями, гордо подняла голову и улыбнулась, решив еще раз обойти, а правильнее сказать — просеменить по уютному, вычищенному и элегантно украшенному дворику, полновластной хозяйкой которого являлась нынешним днем.

За массивными воротами, отделяющими улицу Замазина от территории частного института, расположившегося в небольшом корпусе классического стиля и выкрашенного в излюбленный цвет русских усадеб — светлого желтка, — не сразу можно было разглядеть под раскидистой липой бюст Осипа Мандельштама. Произведение во многом спорное, а некоторые бы сказали, что и карикатурное: на трех кривовато поставленных кубах торчала мученически задранная горбоносая голова. «В этом что-то есть… Кричащее, больное…» — мягко высказала свое мнение миллиардерша о памятнике, когда приехала сюда в первый раз.

Марта Матвеевна слыла персоной легендарной. Спорили, сколько лет ей на самом деле: знакомые склонялись к тому, что хорошо за восемьдесят. Но, глядя на миловидную бойкую старушку, ей можно было дать не больше семидесяти. Рожденная миллионщиками-купцами, сбежавшими от угара революции в США, Марта Матвеевна познала и нужду, и раннее сиротство. Отец ее разорился и спился, вложив неудачно ценные бумаги, а мать умерла от рака. Основная забота о воспитании Марты легла на тетку — женщину властную и грубую, спуску не дававшую и собственным многочисленным отпрыскам. Но Марта отличалась, несмотря ни на что, легким нравом и удивительным обаянием — красоткой ее бы никто не назвал, но милашкой — непременно. Неудивительно, что в умненькую хохотушку влюблялись многие молодые люди. Но Гладкая выбрала, к всеобщему удивлению, не красавца-автогонщика и не восходящую звезду Голливуда, а химика-органика. Эдвард специализировался на экспериментах с сахарозой и изобрел один из лучших заменителей сахара, бум на которые начался во второй половине двадцатого века повсеместно. Состояние Джонсонов — Гладких после смерти главы семьи перевалило за миллиард долларов. Вдова, пережившая мужа уже на четверть века, не только преумножила капитал, но и умудрялась тратить баснословные суммы на благотворительность.