Вот вам и результат. Хотя, если вы, голубчик, будете относиться к своей язве с уваженьицем, то и она не станет вас донимать, — с мягкой улыбкой сообщило медицинское светило. — Разумеется, вашу язву можно удалить хирургическим путем, но…»
«Но» было явно лишним. Вячеслав Аркадьевич не признавал хирургического пути, кроме разве что самых экстремальных случаев.
С другой стороны, он не собирался прислушиваться к советам какого-то коновала. Месяц еще ему удавалось пить и есть в свое удовольствие, пока очередной приступ не скрутил его с такой силой, что Вячеслав Аркадьевич грешным делом решил: все, каюк, допрыгался.
Зато теперь каждое утро он начинал с большой тарелки геркулесовой каши и стакана молока. И ничего. Привык. Даже морщиться перестал.
Сейчас Мало отодвинул тарелку, залпом допил молоко и потянулся за сигаретой. Отсутствие в меню жареного, равно как перченого, копченого, соленого и прочего вкусного, раздражало, особенно по утрам, но… Чего не сделаешь ради себя, любимого?
Тем не менее сегодня вечером Вячеслав Аркадьевич планировал нарушить профессорский запрет, причем нарушить усердно и от души. Не каждый ведь день дети женятся? А что может быть постыднее и пошлее, чем жрать на свадьбе собственного сына кашу?
— Слава! — Света — жена Вячеслава Аркадьевича, тридцатидвухлетняя, ухоженная, невероятно красивая женщина, — покончила с фруктовым салатом и взяла с тарелки гренку, запивая ее апельсиновым соком. — Мы с Димочкой вчера заезжали в «Пассаж»…
Света улыбнулась. Пожалуй, подумал Вячеслав Аркадьевич, она слишком хороша для меня. Слишком. Он, пятидесятилетний, квадратный, могучий. Тело его напоминало мешок, под завязку набитый булыжниками. Кряжистый, с неимоверно широкой, хотя и чуть обрюзглой шеей, Вячеслав Аркадьевич производил впечатление человека-горы. Как будто Аю-Даг вдруг снялся со своего исторического места и заявился в Москву, где его экипировали по последнему писку «новорусских» цен.
Семья Мало представляла собой обоюдовыгодный контракт. Света знала, сколько стоила, а еще знала, что есть человек, готовый платить за красоту. Ее устраивало существующее положение вещей, и до тех пор, пока в жизни Вячеслава Аркадьевича не произошло катастрофических перемен к худшему, ей можно было доверять.
Наличие у Вячеслава Аркадьевича двух детей от первого брака — сыновей Степана и Дмитрия — не являлось для Светы сколь-нибудь решающим фактором. Она прохладно здоровалась с вечно замкнутым двадцатитрехлетним Степой и улыбчиво с деликатным девятнадцатилетним Дмитрием, которого называла не иначе как Димочкой. Диме Светлана нравилась, и постепенно между ними установились вполне дружеские отношения. Степан же мачеху ненавидел тихой и искренней ненавистью.
— Сколько? — спросил Вячеслав Аркадьевич, вытирая губы салфеткой.
— Двенадцать, — спокойно ответила Света.
— И на что нынче такие цены?
— На шубы, милый.
— Они эти шубы золотыми нитками, что ли, сшивают? — удивился Вячеслав Аркадьевич.
Шубы были слабостью Светы. Впрочем, Вячеслав Аркадьевич мог себе это позволить.
— Милый, ты отстал от жизни, — спокойно ответила женщина. — Это почти даром!
— Для кого даром? — Мало поднялся, тяжело вышел в кабинет. Из встроенного в стену сейфа он достал пухлую пачку денег. Добавил недостающее из бумажника, вернулся в гостиную. — В стране полная… А у них цены растут. Что делается? — спросил словно бы сам себя, кладя банкноты на стол. — Почему ты не пользуешься кредитными картами?
Света пожала плечами.
— Какая разница? — И, пожалуй, была права. |