— Тьма… опять темно… только не это, Дженна… Я не смогу вернуться еще раз…

После этого он вновь потерял сознание, а Мэри заплакала. Франческа погнала ее в кухню за горячим чаем, а сама подтащила Алана к камину, села рядом, неловко подогнув ноги, устроила его голову у себя на груди и стала убаюкивать, приговаривая сотню бессмысленных и ласковых слов, поглаживая висок теплыми пальцами, завораживая и вытягивая Алана из пропасти безумия, в которую он сам себя загонял.

Мэри принесла чай, теплый плед и на цыпочках вышла из библиотеки. Франческа измученно улыбнулась ей на прощание, и девочка ответила робкой, неуверенной и кривой улыбкой.

Наступила тишина. Тело Алана расслабилось, руки, судорожно вцепившиеся в плечо Франчески, потеплели. А потом она услышала его слабый, но абсолютно нормальный голос:

— Ты опять спасла меня, ангел.

И тогда она наклонилась и поцеловала его в губы, сама, смело и решительно, не желая больше прятать свои истинные чувства и желания. Секундой позже он обнял ее, привлек к себе, и они покатились по пушистой волчьей шкуре к самому огню, целуясь и лаская друг друга.

Они оба испытывали огромное облегчение, словно люди, которым больше не нужно скрываться и прятаться, словно путешественники по пустыне, чудом нашедшие воду, словно души, блуждавшие тысячу лет по Вселенной в поисках друг друга.

Обнаженное тело девушки отливало янтарем и жемчугом, золотом горели спутанные кольца волос, и поцелуи алых, как вишни, губ горели у него на груди. Он ласкал ее осторожно и жадно, смело и нежно, чувствуя себя скульптором и захватчиком, смелым воином и робким юношей.

Они сплетались воедино — и отстранялись, чтобы насмотреться, насытиться друг другом, соскучиться на расстоянии и вновь кинуться в объятия друг другу.

Поленья трещали в камине, и тихо смеялась женщина на волчьей шкуре, и гладила нежными пальцами лицо склонившегося над ней мужчины. А потом был вихрь, буря, радужный водоворот, в котором оба утонули, завертелись, сплелись, сплавились в единый отблеск пламени, стали общим стоном, общим вздохом, общим телом, единой кровью, самим этим водоворотом, звездами и тьмой, светом и солнцем, началом всех начал и счастливым концом всех сказок на свете.

И тьма, вынесшая их в конце концов на песок невидимого Мирового океана, убаюкавшая и успокоившая их тьма больше не была страшной и душной мглой, на дне которой таятся чудовища. Это была теплая шелковистая тьма первого дня мироздания, когда все еще впереди, и миром правит только любовь.

Вся их жизнь переменилась. Все вокруг переменились. Мэри встречала Франческу робкой и неуверенной улыбкой, а через два дня сама пришла в комнату для занятий. Кэрри отнеслась к этому философски, а Билли радовался и скакал, как молодой козлик.

Потом и Алан начал все чаще присоединяться к ним — сначала во время занятий, а потом и на прогулках. Первое время ему все еще было трудно уходить далеко от замка, но силы возвращались к нему с каждым днем, и вскоре настал тот миг, когда счастливая Мэри, похорошевшая и разрумянившаяся, вывела из конюшни вороного коня, на котором сидел изящный всадник.

Мэри вскочила на вороную кобылку, Билли свесился с седла своей гнедой и подхватил весело верещавшую Кэролайн — и вот три всадника уже гарцуют по широкой лужайке перед замком, вот переходят на рысь и несутся вскачь к холмам.

Франческа смотрела им вслед с высокого крыльца и улыбалась сквозь слезы. За спиной почудился шорох — это неслышно подошла Лорна Уоллес.

— Тебе письмо, девочка. А ты неплохо поработала, как я погляжу. Только не теряй голову. Большая любовь у него уже была, а маленького увлечения ты не заслуживаешь.

Франческа вскинула голову и нахально посмотрела на Лорну.