Народу все прибавляется.

— Вон те очки — мои!

— А моя — борода!

«Очки» совсем уж плохи: не дойдя до автомата, они обхватывают рукой колонну и повисают на перилах. Одному из милиционеров, тому, который эти «очки» застолбил, приходится выйти навстречу. Другой хохочет: «Ну, ты себе отхватил очки!» «Борода», напротив, оказывается вполне в норме. Обмишурился сержант.

Я вглядываюсь и узнаю в «бороде» моего кибернетика. Он идет широкой матросской походкой, вперевалочку (оттого, должно быть, он и показался милиционеру пьяным), улыбается во весь рот. Протягивает мне широкую крестьянскую ладонь.

Вообще весь он похож на крестьянина. Коренастый. Ширококостый. Как уже говорилось, бородатый. И имя у него, которым он представляется, крестьянское — Егор (на самом деле его зовут Георгий, но Егор действительно больше ему идет). Только лицо под бородой — тонкое, интеллигентное. Не чертами тонкое — черты тоже довольно грубые, — выражением. Выражением глаз, губ.

В ресторане Егор сразу берет быка за рога.

— Водочки? — спрашивает он меня, потирая руки, как бы в предвкушении великого удовольствия.

Я мычу неопределенно. Егор делает распоряжения.

Мы выпиваем по рюмке, и он тут же наливает по второй. Я с опаской слежу за его активностью.

— Пустяки! — говорит он успокоительно. — Лишняя рюмка русскому человеку не повредит.

Однако вторую рюмку, я замечаю, Егор ставит, почти не отпив из нее. Внимательно наблюдает за танцующими (уже музыка играет). Вообще, мне кажется, он вовсе не такой рубаха-парень, за какого себя выдает. Просто прячет свою стеснительность под маской развязности. Такое сплошь и рядом бывает с застенчивыми людьми. Да и пьяница он, видно, небольшой. Вроде меня. Что ж, это мне на руку.

Своим чередом подходим мы в разговоре к «моей» теме.

— А, мура все это, — машет рукой Егор.

— То есть как мура?

— Так, мура. В принципе, конечно, возможно, что где-то они есть, эти ВЦ, но ведь далеко чертовски! — Егор жизнерадостно хохочет.

— Ну, и что из того?

— Послушай, Виктор, вот давай так рассуждать, — говорит Егор, держа перед собой недопитую рюмку, словно тост произнося. — И американцы, и мы ведь уже искали эти цивилизации возле ближайших звезд. Щупали радиотелескопами… Это около десятка световых лет от нас. Ничего не нашли. Стало быть, если они и есть, эти цивилизации, то где-то дальше. Допустим, в сотнях световых лет от Земли. Ты представляешь, что это такое? Чертовски огромное расстояние! — Егор уже поставил рюмку на стол и вертит в руках коробку спичек, рассматривает ее так и этак.

— Мне кажется, тут главное — сознавать, что они есть, — говорю я. — А на каком расстоянии, не так уж важно.

— Гм… Ну, вот что такое — сотни световых лет? — оживляется Егор. — Что делать с этими сотнями? Как их преодолеть? На космическом корабле перелететь? Знаю я эту муровину, понаписали всякой фантастики, — Егор опять хохочет. — Ну, давай говорить серьезно, Виктор. Я считаю, перелететь такое расстояние невозможно. Значит, что остается? Обмениваться сигналами. Они — нам, мы — им. Ну, вот предположим, мы уловили что-то такое, какой-то там сигнал, и думаем, что его послали разумные существа. Вот занимаемся его расшифровкой. Расшифровали. Как мы узнаем, верно или нет? Надо спросить тех, кто посылал сигнал. Правильно? Ну, вот, спрашиваем, отправляем ответный сигнал. Что получается? До них наш вопрос идет сотни лет, и до нас их ответ — сотни… Ну, что это за разговоры, Виктор! — Егор снова хохочет.