— И ты думаешь, что я — как она, и судишь меня исходя из своего мнения о ней. Ты решил, что я хороша только на какое-то время, на то время, пока я здесь. Ты получал удовольствие от моей компании, тебе нравилось спать со мной. И пусть бы все так и оставалось, верно?

На скулах Харви заходили желваки. Он наклонился, подобрал газету и бросил ее на софу.

— Я не давал никаких обещаний.

— Не давал. Ты хочешь легкой жизни, без всяких осложнений. Вот что ты говоришь себе. Но ведь это неправда. А правда в том, что ты трусишь. Ты боишься собственных чувств, ты в ужасе оттого, что тебе снова могут причинить боль. Поэтому ты закрыл свою душу для всех, и никого в нее не пускаешь. Ни Марджори, ни меня.

— Как это ты во всем разобралась? Прямо настоящий психоаналитик.

Джейн игнорировала его иронию. Она вошла в раж и собиралась высказаться до конца. Встав со своего кресла, она остановилась прямо перед Харви и посмотрела в его холодное, замкнутое лицо.

— Ты оттолкнул ее, как сейчас отталкиваешь меня. Не однообразная скучная жизнь на ранчо заставила ее уйти, Харви, а ты.

— Я?

— Да, ты. Ты притворяешься, что тебе никто не нужен. Ты не хочешь ни с кем делиться своими чувствами. Ты не связываешь себя никакими обязательствами. Вот что заставило Марджори уйти, а не трудности жизни на ранчо.

— Ты потрясла меня своей глубокой проницательностью, — холодно заметил Харви.

— Здесь не нужна особая проницательность. Это лежит на поверхности. То же самое ты делаешь со мной.

— И что же именно я делаю?

Отчужденность, замкнутость. Джейн хотелось броситься на него и силой, кулаками, пробить этот неприступный барьер, чтобы выпустить на волю любовь и нежность. Ведь они существуют, Джейн знала точно, потому что иногда они пробивались из-под постоянной настороженности Харви, как испуганное ночное животное, неожиданно попавшее в луч света. Нежность и любовь были в его ласках, в том, как он смотрел на нее, как касался ее.

— Ты знаешь, что тебе делать, Харви. — Джейн закрыла глаза, и неожиданно у нее задрожали колени. — Если ты и в самом деле хочешь, чтобы я уехала, есть лишь один способ заставить меня уехать добровольно.

У нее появилось ощущение, будто она стоит на краю пропасти. Но у Джейн не было выбора: чтобы спастись, ей нужно перепрыгнуть эту пропасть.

— И какой же? — вежливо-ледяным тоном осведомился Харви.

Ноги дрожали так, что Джейн пришлось сесть. Она проглотила комок в горле, в какой-то момент ей даже показалось, что голос предаст ее и она не сможет заговорить.

— Я уеду, если ты, глядя мне прямо в глаза, скажешь, что не любишь меня.

В следующее мгновение моя жизнь может рассыпаться как карточный домик, подумала Джейн. И для этого нужно так мало — всего лишь несколько слов: «Я тебя не люблю».

Харви смотрел на нее бесконечно долго.

— Я не играю в твои игры, — наконец сказал он и шагнул к двери.

— Харви!

Он остановился, но не обернулся.

— Я люблю тебя, — сказала Джейн.

Харви стоял не шевелясь, словно мраморная статуя.

— Я не уеду, — добавила она.

Повисло напряженное молчание.

— Я никогда не просил тебя об этом, — так и не обернувшись, сказал Харви и вышел.

Силы покинули Джейн. Она упала в кресло, подобрала под себя ноги, свернулась в комочек и рыдала до тех пор, пока не иссякли слезы.

Все последующие дни и ночи Джейн жила на пределе своих сил — в ужасном напряжении, измучившись от бессонницы. Чтобы хоть как-то поддержать себя, она совершала по утрам долгие прогулки. Но это не помогало. Она по-прежнему ночами лежала рядом с Харви, их отделяли друг от друга несколько дюймов.