Она вспомнила ростбиф и жареный картофель, который ели слуги на кухне, но отогнала картину.

— Нет, не хочу, — печально сказала она.

— Но все так и произойдет, если профессор Монтгомери уедет. Люди из профсоюза доберутся до него, склонят его на свою сторону, и он организует забастовку.

Аманда разглядывала собственные руки. Она чувствовала себя виноватой, но не знала, что делать. Профессор Монтгомери был непредсказуем — то он ненавидел ее, то заигрывал с ней.

— Аманда! — резко произнес Тейлор. — Почему твои волосы не в порядке?

Одна прядь действительно выбилась из тугого узла, в который она обычно укладывала волосы. Аманда поспешно заправила ее обратно.

— Я причесывалась второпях, потому что профессор Монтгомери занял ванную. — Ее голос вдруг сорвался. — Тейлор, не мог бы ты составить расписание и для него? Он приходит и уходит когда ему угодно, идет в ванную, когда ему хочется, ест что и когда ему хочется. Он постоянно мешает другим.

Тейлор неодобрительно отнесся к ее взрыву, но потом улыбнулся. Ее гнев доказывал, что она — женщина, понимающая, что такое логика. Она никогда не вернется домой в два часа ночи пьяная и не будет валяться до полудня, она не исчезнет на три дня. Аманда всегда будет заботится о муже и детях.

К полному удивлению Аманды, Тейлор легко коснулся губами ее лба. Он никогда не целовал ее прежде.

— Ну, милая, — нежно сказал он. — Хочешь клубничного джема? А через несколько дней, когда хмель соберут, Монтгомери и люди из профсоюза оставят нас в покое, и мы сможем обсудить наши свадебные планы.

Аманда остолбенела. Что такого она сказала? Что она сделала? Минуту назад он был рассержен тем, что она не смогла справиться с профессором Монтгомери, а теперь заговорил о свадьбе.

Аманда села за стол. Чем бы это ни было вызвано, она была рада. Она намазала тост джемом, как делала за обедом с Монтгомери, прикрыла глаза и вдохнула аромат.

На этот раз остолбенел Тейлор.

— Аманда! — резко произнес он.

— Я… я прошу прощения, — сказала она, открыв глаза. — Запах такой приятный.

Он отодвинул джем на дальний конец стола, словно бутылку виски от пьяницы, и Аманда постаралась скрыть тоску во взгляде, когда смотрела вслед джему.

Проснувшись, Хэнк почувствовал себя несвежим, поэтому тут же отправился в ванную и набрал побольше холодной воды. Когда он сел в ванну, его зубы застучали, а кожа покрылась мурашками, но зато он окончательно проснулся — и изгнал из головы остатки сна, в котором ему снилась Аманда.

Еще один завтрак в ее обществе, а он покинет этот странный дом, где живут четыре человека, а он видит только двух.

Одевшись, он подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, но остановился рядом с дверью, ведущей в комнату Аманды. Дверь была приоткрыта. Слева за стеной, на черной лестнице, слышались шаги прислуги. Он понял, что наверху, кроме него, никого нет.

Не задумываясь о том, что делает, он подошел и толкнул дверь. Комната была безликой, как картинка из журнала, и он не понял, почему его это удивило. Там было все, что положено: мебель, картины на стенах, занавески на окнах, но в ней не было ничего, что указывало бы на ее обитателя. В доме его матери даже в комнатах для гостей на столе лежали скатерти, возле кроватей — романы, если гостю захочется почитать на ночь. На каждом стуле лежало по красивой подушке, возле кресел — яркие пледы, всюду — свежие цветы, а в шкафах — мешочки с ароматическими смесями.

Но в комнате Аманды не было ничего похожего. На столах ничего не лежало. Не было кружевных подушечек на кровати, застеленной голубым покрывалом.