Странно, странно… Что-то непонятное творилось сейчас со мной… с нами. Мы и хотели друг друга — вон как дрожат пальцы Матвея! — и будто чего-то боялись, не могли переступить через возникшее между нами препятствие…

Я отчего-то зажмурилась и решила перехватить инициативу. Нежно погладила затылок любимого, опустила ладонь по шее к лопаткам, стала ласкать, гладить его широкую спину. Вторую руку я положила ему на грудь, и теперь уже не он мне, а я ему стала мягко, подушечками пальцев, ощупывать, потягивать соски. Матвей как-то странно всхлипнул и занялся моей грудью. Так, почти целомудренно, мы «развлекались» довольно долго, не решаясь перейти к более откровенным ласкам. Первой, опять же, не выдержала я… Впрочем, «не выдержала» — совсем не в том смысле, что все во мне клокотало и горело, требуя немедленного удовлетворения. Совсем наоборот. Все во мне замерло и сжалось. Я по-прежнему не хотела ничего, кроме как встать, одеться и поскорее вернуться домой, к сыну и мужу. Но сделать так — значило бы смертельно (и главное — незаслуженно) обидеть любимого! А в том, что Матвей по-прежнему оставался моим любимым, не было ни малейших сомнений. Поэтому я решительно засунула свои комплексы куда подальше и дала, как говорится, волю рукам. Одна из них скользнула со спины Матвея на ягодицы и принялась нежно массировать их, а вторая, чуть помедлив, опустилась ему на живот и, почти не задерживаясь, еще ниже. И… она не встретила там того, что ожидала!.. Мой любимый был совершенно не готов… к продолжению!

А реакция Матвея на мое интимное прикосновение была и вовсе неожиданной. Он вздрогнул, почти оттолкнул меня и отодвинулся на самый край постели. Наверное, с минуту мы лежали молча. Растерянная, я уже почти решилась встать и одеться, когда Матвей заговорил, не повернув ко мне головы, глядя на видимую в желтоватой полутьме лишь ему одному точку:

— Майя, прости… Но я не могу так. Я чувствую себя сейчас настоящим подлецом по отношению к тебе, но… Я чувствую себя подлецом и по отношению… к Наташе и к твоему Ивану…

Я вздрогнула, хотела что-то сказать, ляпнуть откровенную глупость, потому что мыслей как таковых в моей голове попросту не было, но Матвей поднял ладонь, словно заслоняясь от удара:

— Подожди! Пожалуйста, не перебивай! Иначе я никогда не скажу того, что давно должен был сказать!.. Понимаешь, мне кажется, мы делаем… собираемся сделать что-то неправильное. Недопустимое. Недостойное нашей любви… Да что там!.. Ведь даже о любви мы с тобой ни разу не говорили. Сны не в счет. Какими бы реальными они ни были. Живем-то мы все-таки наяву. И живем не вдвоем в целом мире, как в наших снах. В жизни все сложнее, ты сама понимаешь. Глупо и банально говорить, но… реальность не такая цветная и яркая, как сны, зато она более глубокая и объемная. И многозначная. В снах все понятно, там только ты, я и наше чувство, наша любовь… Там нет недозволенного, запретного, невозможного. Там нет самого слова «нет»! А здесь… Здесь есть все, весь мир — во всем его многообразии. Он кажется нам более серым, нежели сны, потому что в нем есть черный цвет, который отсутствует в грезах. И еще… здесь живут другие люди. И не просто живут — они связаны с нами. Кто больше, кто меньше. И мы… я опять выдам банальность, но мы несем ответственность за некоторых из них…

Тут Матвей неожиданно приподнялся, рывком придвинулся ко мне, схватил меня за плечи и привлек к себе близко-близко.

— Скажи мне, — горячо прошептал он, — ты любишь меня?.