– Я? Нет, черт побери! Но кто-то должен был находиться рядом с ребенком.

Проще говоря, уроки Колби не вписывались в деловое расписание Нэша Риверса, подумала Сэм.

– Не возражаете, если я совершу небольшую прогулку верхом на Уиски?

– Зачем? – нахмурился Нэш.

– Чтобы определить характер лошади. Потом я хотела бы посмотреть, как Колби справляется с ней.

Риверс произнес сквозь зубы:

– Можете ездить на Уиски, сколько вам заблагорассудится, но я не позволю Колби даже подходить к этому животному. – Он посмотрел на дверь, за которой исчезла девочка. И содрогнулся, вспомнив, как увидел ее на земле, неподвижную, с кровоточащей раной на лбу. – Она моя дочь, – прошептал Нэш. – Все, что у меня осталось. Я не хочу потерять ее.

К счастью, Нэша задержал в доме телефонный разговор. Сэм взяла у Колби седло и закинула его на спину лошади. Потом аккуратно поправила подкладку под ним.

– Ты сама выбирала седло, Колби?

Девочка, усевшись на верхней перекладине ворот, покачала головой.

– Нет. Папа подарил на день рождения.

Дорогой подарок. Судя по качеству кожи и тиснению с именем изготовителя.

– Сколько тебе лет?

– Шесть. Мой день рождения был первого мая.

– Правда? – Сэм натянула подпругу, продела хомут. Седло встало на место. – А я родилась десятого мая.

– Ты устраивала праздник? Мы вот никого не приглашали. Папа сказал, у него нет времени на такие глупости. Но в следующем году мы, может быть, организуем большу-у-щую вечеринку. Правда, я не знаю, кого приглашать. К тому времени, возможно, мы с папой все-таки уедем.

Колби приуныла, и Сэм улыбнулась ей.

– Вы переезжаете?

Девочка опустила голову.

– Мы будем жить в доме, где много квартир. Hо сначала папа закончит дела на ранчо. Он хочет, чтоб здесь был участок. Ну, с домами, магазинами и рабочими. Предприятие. Папа называет его проектом. Колби почесала нос. – Или чем-то в этом роде.

– Значит, твой папа не хозяин ранчо?

Девочка разочарованно вздохнула.

– Нет. Он изыскатель. Папа покупает землю, делит ее на кусочки, решает, где будут проходить дороги и стоять дома. А потом продает все строителям.

Сэм поняла причину царившего вокруг запустения. Зачем Нэшу Риверсу тратить время и деньги на ограду и землеустройство, если он собирается продать участок для застройки?

Она задумалась, вспоминая ржавую табличку у въезда на «Ранчо Риверсов». Когда-то Риверсы владели этой землей. Если не Нэш, то кто?

– Давно вы здесь живете? – не удержалась Сэм.

– Почти год. Когда я была маленькой, мы жили в Сан-Антонио, а когда дедушка умер, переехали сюда.

Значит, ранчо принадлежало отцу Нэша. И досталось ему по наследству, решила Сэм.

– А до Сан-Антонио я и папа жили в Далласе, – продолжила рассказ Колби. – После того, как мама умерла, папе разонравился Даллас. Он сказал, что с ним связано слишком много плохих воспоминаний, и тогда мы уехали в Сан-Антонио.

Ребенок говорил о смерти матери с поразительным спокойствием. Сэм тоже рано потеряла мать, в два года, и, хотя мало что помнила, при мысли о ней на глаза всегда наворачивались слезы и комок подступал к горлу.

– Сколько тебе было, когда умерла мама? – тихо спросила она.

– Восемь часов примерно. Мама болела диабетом, врачи говорили, что ей нельзя иметь детей. Но папа рассказывал, что она готова была отдать свою жизнь, лишь бы я родилась. Это грустно, правда?

Спокойный тон девочки делал историю еще трагичнее.