Грубо: хозяйственники СССР — это Совет министров, политики — аппарат КПСС. Скажем, если Каганович не перевез столько-то миллионов тонн грузов, то никакие слова ему не помогут. А Управление агитации и пропаганды ВКП(б) ничего, кроме слов о своей работе, представить не может в принципе.

Но это грубое разделение: скажем, командующие войсками во время войны — хозяйственники, а в мирное время — политики, поскольку их отчет о работе имеет форму слов о высокой боевой и политической подготовке. Поэтому в мирное время должность командующего армией будет вожделенным объектом интриг массы генералов, а во время войны вы можете не найти на нее желающего — того, кто взял бы на себя ответственность за исход боя.

Повторяю — мотивы руководителей политиков и хозяйственников прямо противоположны. Если политики всегда хотят попасть на вышестоящую должность, то хозяйственники часто иметь ее не хотят. Я уже писал об этом: на моем заводе были десятки случаев отказа от занятия должности начальника цеха и даже директора. А вот с секретарями парткомов, горкомов, обкомов никогда проблем не было — на эти должности всегда была масса желающих.

Правда, хозяйственники всегда имеют моральное превосходство над политиками, основанное на осознании своей безусловной ценности для общества. Политика переведут в хозяйственники за способности к работе, хозяйственника в политики — за неспособности. Скажем, перевод председателя народного контроля области директором предприятия — признание заслуг. Перевод директора даже небольшого завода в народный контроль даже всей области — сладкая пилюля к снятию с должности.

Хозяйственники всегда хотят иметь руководителем умного и грамотного человека, политики — дурака. И это не игра словами, нужно просто понимать суть происходящего.

Скажем, председатель Совнаркома Молотов, пытаясь найти деньги для своей страны, попробовал «прижать» наркома железнодорожного транспорта Кагановича с тем, чтобы «железный нарком» вскрыл свои резервы, которые каждый подчиненный, конечно, прячет от начальника. Молотов потребовал от Кагановича, чтобы тот строил новые железные дороги за счет амортизационных отчислений, убеждая Кагановича в том, что они для этого и предназначены.

Вот тут в чем дело. Положим, Каганович за перевозку грузов получил 10 рублей. В этой сумме, предположим, 2 руб. — амортизационные отчисления, которые надо истратить на восстановление действующих железных дорог — замену изношенных рельс, шпал и т.д. А чтобы построить новые железнодорожные линии, нужно либо разрешить Кагановичу из этих 10 руб. взять еще 3 руб. на новое строительство, либо выделить ему эти деньги из средств государства. А Молотов предложил Кагановичу

на эти единственные 2 руб. и старые дороги отремонтировать, и новые построить.

И возмущенный Каганович перенес спор к Сталину; тот, разумеется, вопрос решил в пользу Кагановича. А если бы на месте Сталина сидел дурак вроде Ельцина, не понимающий, о чем речь, и вынужденный «верить» кому-то из подчиненных? Поверил бы Молотову, а через пару лет Каганович был бы им же наказан либо за развал старых железнодорожных линий, либо за неввод в эксплуатацию новых.

Хозяйственнику всегда нужен умный начальник: пусть он и не сделает так, как хочет подчиненный, но, понимая вопрос, он принимает на себя ответственность за последствия и не накажет за них подчиненного. А то ведь дурак потом объявит, что он «не тому поверил», что «его подставили», что подчиненный сам виноват, что он ему, дураку начальнику, «плохо объяснил».

В отличие от хозяйственников, политикам умный начальник ни к чему. Работа — слова, умный начальник сам эти слова найдет и сам напишет. Подчиненный должен представить начальнику только исходные данные к этому тексту начальника, и если они неправильны, то умный начальник это поймет и дурака-подчиненного выгонит.