— Какие идеи?

Следователи молчали. И только Рональд Моджис нашелся, что сказать:

— Что ж, плодотворно.

Он встал и, прищурившись, посмотрел на Агушина:

— Только предсмертные стоны выдавать за рабочую версию, на мой взгляд, нелепость!

В кабинете повисла тишина. Их противостояние не было секретом ни для кого в комитете. Все ждали, чем же закончится этот разговор.

— Даже так? — поднял брови Агушин.

— Да уж, — развел руками Моджис, — извините, Геннадий Дмитриевич, но из сказанного свидетелями мне приходит на ум только одна ассоциация. Надеюсь, вы не обидитесь? — Он вопросительно и хитро глянул на Агушина. Тот пожал плечами: дескать, мне все равно.

— Так вот, все эти «эф», «уф», «фу» и «оф» складываются в одно хорошо известное всем нам слово, как нельзя более подходящее для характеристики этих «свидетельских» показаний. И название им — ФУФЛО!

Корней

Современное отечественное телевидение немыслимо без целого ряда фамилий известных ответственных лиц, приложивших руку к тому, что мы ежедневно потребляем внутрь. Среди них без труда можно опознать: основателей, создателей, строителей, инвесторов, душителей, гонителей, цензоров, производителей и, наконец, хозяев. В разное время во всех этих ипостасях с той или иной долей успеха побывал Корней Львович Фрост. Корней, безусловно, был талантлив и одарен от рождения, однако искренне считал, что талант его не смог раскрыться до конца в условиях современной России. Поэтому тайной мечтой телеолигарха оставался проект приобретения или создания какого-нибудь западного телеканала. Он даже попробовал пару лет назад состязаться в покупке суперпопулярного музыкально-развлекательного американского канала МТВ. Но проиграл более богатому и ловкому губернатору Камчатки. В последний год все усилия Фрост, прозванный из-за столь странной фамилии, гигантского телосложения и некоторых черт характера Холодильником, сосредоточил на строительстве «Медиасити».

Этот проект родился сперва в голове, а затем и на бумаге Иосифа Шлица. Понимая, что подобный гигантский проект в области телевещания в одиночку не осилить, Шлиц сделал ставку на сильнейшего в этой сфере. Помимо высокого роста и профессионализма Корней Фрост отличался колоссальным влиянием на нового Президента. Именно поэтому многие вопросы он решал, едва снимая телефонную трубку.

Завистливые наблюдатели кусали до крови губы и не переставали сплетничать, высчитывая, когда же рухнет странный тандем и кто первым кинет партнера. Но вопреки их мрачным прогнозам и несмотря на полное отсутствие доверия между Фростом и Шлицем, дело двигалось. По самым скромным подсчетам вездесущего «Форбса», уже к началу текущего года 5000 гектаров земли, выделенной для возведения нового вещательного и производственного центра, и появившиеся из-под земли остовы будущих телестанций и медиацентров оценивались в 3–4 миллиарда долларов. Условия сделки держались в строжайшей тайне, а акционерные отношения были замаскированы тройной прокладкой из гибралтарских, кипрских и багамских офшорных компаний. Лишь Фрост и Шлиц знали, что, к глубочайшему сожалению Корнея Львовича, ему пришлось довольствоваться какими-то жалкими сорока девятью процентами. В то время как Шлиц обладал пятьюдесятью одним.

Это однопроцентное неравенство служило постоянным фактором раздражения для телемагната Фроста. И вдруг владельца контрольного пакета акций не стало; он был устранен, а Корней мерил огромными шагами свой кабинет в Останкине. В голову лезли самые разные идеи, но все они, как ни странно, сводились к тому, как быстро и незаметно переоформить оставшиеся после гибели продюсера акции на свои подконтрольные компании.