Вода с гулом устремилась в затопляемые баки, когда командир только закрывал за собой крышку верхнего рабочего люка. Эрих видел, как нос его лодки скрылся под водой. Сам он уже находился по плечи в шахте, и тут неожиданно возникла проблема с задраиванием крышки люка. Вероятно её механизм повредило недавним взрывом. Кемпке с ужасом взглянул вниз — на второй люк, ведущий в центральный пост и далее, в жилые помещения субмарины. Если прямо сейчас не приказать задраить его изнутри, то через какие-то секунды вода мощным потоком хлынет туда, стремительно занимая отсек за отсеком. Долг требовал погибать самому, но спасать экипаж. Однако как бессмысленно утонуть сейчас, когда война уже закончилась. И как это глупо и нелепо утонуть в ходовом мостике собственной лодки. И потом, как же Труди?! Ведь они договорились, что обязательно поженятся, когда закончится весь этот кошмар. Да нет, смерть придумана для кого угодно, только не для него! В голове молнией пронеслась мысль, что может он ещё успеет выбраться из этого чёртового люка. А там внизу уже никто не сможет рассказать о его малодушии. Начальству же он доложит, что его просто выбросило за борт взрывной волной.

Но одновременно с этими предательскими мыслями в его горле уже сам собой завибрировал самоубийственный приказ, но тут крышка люка неожиданно поддалась и встала на положенное ей место. Исправно щёлкнул механизм запирания, возвращая ему надежду на продолжение жизни.

Внутри корпус выглядел так, словно по нему пронёсся ураган. В зеленоватом мерцающем полумраке аварийного освещения бледные лица людей напоминали покойников. Командир шёл по отсекам, переступая через опрокинутые ящиками с консервами, сорванные с креплений механизмы, и подбадривал своих парней солёными шутками. Родной корабль представлялся ему райским пределом, в который его чудом впустили в самый последний момент.

В носовом отсеке по пояс в воде работали механик и его люди. Пока они безуспешно пытались задраить пробоину величиной с футбольный мяч. Заплатку постоянно срывало мощным напором забортной воды, но парни не сдавались.

— Ну как, старина, будем жить?

— Да поживём ещё, герр командир, если вы не будете давать нашей расклеившейся старушке глубину погружения больше 20 метров. Но предупреждаю: в любой момент нам может потребоваться срочное всплытие для ремонта в надводном положении.

— Ничего не обещаю, вокруг слишком много хищников…

После произведённого осмотра командир заглянул в каюту к судовому доктору. Теперь, когда лодка шла своим курсом, можно было заняться обработкой небольшой ссадины на лбу. Видимо, её оставил отколовшийся от корабельной обшивки кусочек металла.

Док выглядел сильно озабоченным. Истолковав это по-своему, Эрих выразил ему своё сочувствие:

— За последние полгода у вас впервые столько пациентов, но я верю в вас, господин Флиг, вы обязательно справитесь.

— Уж поверьте мне, мой дорогой Эрих, наши раненые могут чувствовать себя, как у вашего Христа за пазухой, — странным загадочным шепотом отвечал док, — ведь у нас на борту собрался весь цвет берлинской медицины, включая личного врача фюрера и профессора Финдзейена — главного специалиста по восточной медицине, владельца собственной клиники на Линден-Алее.

— Вы в это уверены? — озадаченно спросил Кемпке.

— Ну конечно! Мир медицины также тесен, как мир военного флота. Все друг друга знают, если не лично, то по научным публикациям. Вот только я ещё не решил, удобно ли при сложившихся обстоятельствах обнаружить перед коллегами своё знание их персон. Как вы считаете, мой дорогой Эрих?

— Что вы имеете в виду?

— Ну их появление на причале было обставлено такой секретностью, и потом эти двухметровые гренадёры в чёрных мундирах… Возможно, наши пассажиры желают сохранить своё инкогнито?

— Откровенно говоря, док, я и сам мало что понимаю в происходящем.