Подошла к манежу, в котором играла дочь Иридины Видрасё.

Хотя нет.

Её дочь. Гены в Авроре могут быть хоть чьими. А вот все остальное — ее. Калерии было плевать, какие у ре-бенка глаза, губы и уши. Она просто любила малышку. Любила с такой силой, что шкуру бы с себя сняла ради дочки. Медленно и тупым ножом.

Любила так, что не стала возвращаться в армию. Так, что в глазах темнело…

Погладила девочку по голове.

— Родная моя… малышка…

Аврора заулыбалась матери.

Черные глаза светились. Белые, словно молоко, волосы были заколоты смешными резинками в виде божьих коровок. А лицо…

Лицо с точеными чертами было копией лица Иридины.

Калерия знала, что подруга была красавицей. Но полагала, что это просто пластическая хирургия.

Ан, нет…

Это было именно что лицо Дины. И ничего от Сарна.

Высокий лоб, полные красивые губы, большие глаза, тонкие черные уже сейчас брови…

— Ты вырастешь красавицей, родная.

Чудо, что за ребенок.

Четыре года спустя — Мам здесь так здорово!!!

Аврора счастливо улыбалась. Сегодня у нее день рождения. Ей пять лет. И мама подарила ей потрясающий подарок — целый день в парке аттракционов!!!

Калерия с умилением смотрела на дочку.

Красавица.

Аврора и правда была чудо как хороша в голубой маечке и простых шортах. Не слишком высокая для своих лет, но даже сейчас Калерия видела, что девочка сложена очень пропорционально. Маленькие руки и ноги, длинная шея, тонкая уже сейчас талия… в пять лет еще неясно, что получится из ребенка, но Аврора — это отдельный разговор.

Хотя… никто не называл девочку красавицей.

Слишком уж необычна была ее красота.

Лицо ее уже сейчас было потрясающе красивым. Но не кукольной красотой, о нет. Из Авроры росла краса-вица другого типа. Таких любят рисовать художники, но в реальной жизни — это чаще всего плод усилий гримеров и костюмеров.

Белые волосы падали девочке на плечи. Тонкие черные брови, густые ресницы и громадные черные глаза. Необычное даже сейчас сочетание.

Да такого можно добиться краской. Но — искусственного. А Аврора была полностью естественной.

Единственное, что беспокоило Калерию — мато