Она отнюдь не пушинка, но вдвоем мы вполне справляемся и поднимаем ее над замком все выше и выше. Она вопит от ужаса, смотрит вниз, дрыгает ногами и теряет обе туфли.
— Немедленно опустите меня на землю! — блажит она.
— А то что? Ты засадишь меня обратно в подземелье?
Она молча смотрит на меня с презрением.
— Между прочим, ты видела, как я накостыляла твоему Омеге? Но, как знать, может, тебе когда-нибудь и удастся превратить его в настоящего мужчину.
— Омега по всем качествам далеко тебя превосходит.
— Как же так получилось, что он там валяется мордой в грязи, а я тут тебя в поднебесье катаю?
— Что тебе от меня надо? — она, наконец, не выдерживает напряжения. — Куда ты меня тащишь?
— По большей части вверх. Не видишь что ли? И мне бы хотелось получить у тебя ответы на кое-какие вопросы.
— Никаких ответов ты от меня не дождешься.
Я серьезно смотрю на нее. Отбеленные перекисью волосы развеваются у нее за плечами.
— В любом случае я собираюсь бросить тебя во-о-он оттуда. И посмотреть, как ты превратишься из трехмерного тела в двухмерную фигуру. Мы в стае называем этот процесс геометрическими преобразованиями.
Неподдельный страх мелькнул в ее холодных глазах. Что меня чуть-чуть развеселило.
— Что ты хочешь знать? — осторожно спрашивает она, стараясь не смотреть вниз.
— Кто моя настоящая мать. Технический дизайн в зачет материнства не идет. — Я хорошо помню, что сказал мне Джеб. Но мне нужны подтверждения.
— Я не знаю.
— Ой, выпустила! — Я отпускаю ее руку, и она истошно вопит. Надж одной с ней не справиться и обе они кубарем валятся вниз.
— Скажу, скажу, сейчас все скажу! — кричит она, задрав на меня вверх голову.
Подлетаю к ней и снова ее подхватываю:
— Так что ты тут такое говорила?
Бледная как полотно, она старается выровнять дыхание:
— Научная сотрудница. Она птицами занималась. Она предложила дать свою яйцеклетку. Неважно, кто она была такая.
Сердце у меня подпрыгнуло:
— Имя, немедленно скажи ее имя.
— Я не помню… Подожди, — шепчет она, чувствуя, как я ослабляю пальцы на ее руке. — Вот. Какое-то испанское имя. Германез? Мартинез? Что-то в этом роде.
Я с трудом могу дышать. И это не потому, что мы на высоте пяти тысяч футов. А потому, что доктор Мартинез моя настоящая мама. Теперь это знание для меня как спасательный круг.
— Ты не единственный удачный гибрид.
— Знаю. Еще твой любезный Омега, потом Леопардиха…
— И я, — заканчивает Директор, — я сама.
Я присвистнула:
— И кого же это намешали в человека, чтобы такое получилось? Ты наполовину… Гиена? Стервятник? Какая-нибудь глубоководная форма жизни…
— Галапагосская черепаха, — говорит она. — Мне сто семь лет.
— И ты не выглядишь ни на день старше.
Она злобно смотрит на меня, а я спокойно гляжу вниз. Замок окружен немецкими полицейскими машинами. День закончен. Мы спасли сегодняшний день. Но спасли ли мы сегодня мир?
— Пока, — говорю я ей и отпускаю ее руку.
Надж ее не удерживает, и Директор летит вниз, крича от ужаса и удивления.
Макс, это не ты, — говорит Голос.
Голос… я уже очень давно его не слыхала.
— Джеб, почему не я. Ты меня не такой хотел сотворить?
Нет, потому что ты не такой человек. Можно сотворить твое тело. |