В сосок на место зажима хлынула кровь. Я едва сдержала вскрик.
Он обхватил губами пульсирующий сосок, лаская языком, чтобы сгладить боль. С правым было ещё хуже, потому что теперь я знала, чего ожидать. Как только правый сосок освободился, он сразу же занялся им.
— Шшш, любимая, — приговаривал он, не отрываясь, — ну вот, уже почти всё…
Когда меня снова бросило в дрожь, он отошёл и вернулся с белым махровым халатом, переброшенным через сгиб руки. Он держал его наготове, отстёгивая наручники от цепи на потолке. Я упала в его объятья, уткнувшись в халат, как в подушку.
Меня трясло, пока он снимал с запястий браслеты и целовал под ними влажную кожу.
— Теперь ты свободна.
Такие многозначительные слова; я уже была свободна. Он называл это «падением». Но всё оказалось наоборот. С этим мужчиной — я взлетела. Воспарила. В каком-то смысле подчиниться означало… подняться.
Может, я всё ещё летела? Всё казалось приглушённым и мягким, свет — более тусклым.
— Как ты себя чувствуешь?
— Немного кружится голова, — хрипло ответила я. — Что теперь?
Я ещё успею посомневаться в содеянном. Но сегодня я намеревалась с этим жить.
— Я увезу тебя домой. — Он помог продеть в рукава халата мои обмякшие руки. — Хочу, чтобы ты расслабилась и ни о чём не думала, пока я буду ухаживать за тобой.
Это я могу.
Он поднял меня на руки, прижав к груди, и вынес из комнаты.
Нам придётся увидеть этих людей? Придётся пройти сквозь бальную залу? Когда я напряглась, он сказал:
— Мы выйдем с другого выхода, любимая. Машина ждёт.
Даже когда мы устроились на заднем сидении лимузина и уже направлялись домой, Севастьян не выпустил меня из объятий, удерживая на коленях. Он снял наши маски, потом протянулся к холодильнику за бутылкой апельсинового сока.
— Пей. — Он поднёс её к моим губам.
Я изогнула бровь.
— А тёплого молока нет?
— Ты даже не представляешь, как сильно потрудилось сегодня твоё тело. Я хочу, чтобы ты мягко успокоилась.
Я отпила глоток сока — ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Я изо всех сил пыталась не пить взахлёб, как студент-первокурсник кружку пива.
— Что значит "успокоилась"?
Он наклонился, чтобы слизнуть с моих губ каплю сока, отчего мои веки стали совсем тяжёлыми.
— Твоя кровь полна эндорфинов. Поэтому ты чувствуешь себя…
— Под кайфом?
— Именно. Но возбуждение должно пойти на убыль.
— Ты подхватишь меня, когда я упаду?
Он приподнял мой подбородок.
— Vsegda.
Сегодня мы выяснили одну вещь. Препятствия, определённо, устранены. Теперь мы пойдём рука об руку.
Я поцеловала горбинку его носа, затем спрятала лицо у него на груди. Пальцами зарылась в густые волосы, сжав пряди и притягивая этого огромного храброго мужчину ближе. Я ещё никогда не чувствовала себя настолько окружённой заботой. Настолько защищённой.
Он был моим ангелом-хранителем, моим другом, любовником.
Александр Севастьян был всем.
Всем.
Он отклонил меня назад, чтобы встретиться со мной взглядом, его глаза под отяжелевшими веками напоминали золотые монеты.
- Удивлена?
— Одержима. — Прошептала я в ответ.
В городском доме он не выпустил меня, поднявшись вверх по лестнице в ванную. Свет был приглушён, джакузи уже работала.
Когда он раздел меня и опустил в воду, мне захотелось вылезть обратно в его объятья. Но, казалось, расстояние между нами тоже его не радовало, поэтому он быстро разделся и присоединился ко мне. |