Наконец появляются и вовсе незнакомые люди. Их может быть сколь угодно много – по усмотрению режиссера. Они, не обращая внимания на растерянных Пашу, Катю и их гостей, усаживаются за стол, едят, пьют, громко разговаривают, смеются, тыкают окурки в тарелки. Юлик включает магнитофон, громко звучит музыка.

Юлик. Потанцуем с девушками. (Приглашает клиентку, танцует с ней.)

Парикмахерша. Белый танец! Белый танец! (Приглашает стоматолога, танцуют.)

Кто-то еще вылез из-за стола, пошел плясать. Званые гости жмутся к стене, недоуменно смотрят на хозяев. Катя, очнувшись от оцепенения, подошла к магнитофону, резко его выключила. Наступила тишина, только второй тип методично звякал ножом с вилкой.

Катя (первому типу, тихо). Вон отсюда! (Стоматологу.) Убирайтесь!

Юлик. Старуха, в чем дело? Мы ж от души. Это свои люди.

Катя (парикмахерше). Вон!

Незваные гости, пятясь, выходят из комнаты.

Паша. Катя…

Катя. Твои люди? Ты с ними хотел начать новую жизнь?…

Паша. Я их не звал.

Возвращается второй тип.

Второй тип. Извините, забыл. (Берет со стола непочатую бутылку коньяка и выходит.)

Постников. Как вы говорили? Мудрые не ошибаются? Кажется, я оказался не очень мудрым. (Кате.) Боюсь, вы тоже. (Уходит.)

Серафимов. Да, коллега, в таких случаях мы пишем: билеты возвращаются по месту покупки. (Уходит.)

Витюня. Я у тебя ручку брал на выпускном сочинении – помнишь? (Достает ручку, кладет на стол.) Извини, задержал. (Уходит.)

Новиков. Добрынин, Добрынин… А Юра-то, получается, прав был. (Уходит.)

Паша (вслед им). Да погодите, куда же вы все?… (Оборачивается к Кате.) Катя… (Хочет подойти к ней, но она жестом останавливает его.)

Катя. Ты обманул меня, Паша. Но я поплачу и выживу. Ты обманываешь приятелей, они – тебя, и вы квиты. Но ты и себя обманул, свою судьбу, и как теперь жить…

Паша. Катя, Катя… И ты. Что же вы все – как сговорились? Дайте подняться, лежачих не бьют. Разве я хотел – так?… Я ведь ради тебя – чтобы ни дня… Я столько ждал. Я ведь всегда знал, что она есть, что она ждет, когда я открою ее – невидимую другим… И ночами, в тишине и бесконечности… Но у нас сломался телескоп, и меня послали доставать новый. Я пошел и еще не вернулся. Потому что… Но знал, что могу, что вырвусь, что успею – еще не вечер, еще не взошла она… И когда я увидел тебя, я понял – вот… я понял – начинается… новая жизнь, ради которой… Но мне захотелось тебе – сразу все, а стоять в очередях… Нет, я знаю, я ведь видел восход солнца в горах, рядом с этим все – подделка, синтетика… И у меня была к ней аллергия – была, была! – но когда бежишь и ветер в лицо, кожа грубеет, перестает чувствовать разницу… Но я сдеру ее, сброшу – и тебе будет не противно прикасаться ко мне – увидишь! Только не уходи, поверь, помоги, в последний раз… Дай открыть тебя… Я еще успею, я успею… (Вдруг загорается свет, и Паша обнаруживает, что в комнате никого нет.) Катя, Катя… (Долго стоит неподвижно.)

Раздается телефонный звонок.

(Снимает трубку – очень медленно, словно с опаской.) Мама?… Да, мама… Все хорошо, мама… Много народа (смотрит в зал), все смеются и надеются на лучшее… Конечно, приду. Ты у меня одна, мама… (Кладет трубку.) А меня у тебя нет…

Свет медленно гаснет: Паша со свечой в руках всматривается в темноту зала, словно пытаясь там что-то увидеть.

Занавес