— Я согласен.

Голос мой прозвучал твердо, успокаивающе: дескать, не дрейфь, старина, прорвемся. Это мне знакомо, это мне нравится — помогать, защищать…

— Ну вот и отлично!

Дон как-то устало потер лоб.

Глава 5

Поначалу мне у Дона пришлось туговато. Начнем с того, что в своей предыдущей жизни я привык работать до седьмого пота, надрывая мышцы и глотку, рискуя здоровьем, а подчас и жизнью, чтобы добиться определенного результата.

В армии, которую все, кому не лень, ругают и называют не иначе как «насквозь прогнившей» и «безнадежно устаревшей», как это ни покажется странным, люди вкалывают больше, чем на гражданке. Не знаю, как наверху, а внизу вкалывают. Конечно, при наличии умного командира, который умеет заставить подчиненных эффективно и с пользой трудиться.

В спецназе дураков-руководителей не держат, можете мне поверить на слово. Если это вас не устроит, сходите, пообщайтесь лично. Затем — наличие вполне конкретного результата: либо есть, либо нет. Либо ты научил своих пацанов всему, что необходимо, и сумел подготовить их так, что операция прошла без сучка без задоринки, либо завалил операцию и есть жертвы. В первом случае никто тебе не даст орден и не вознесет до небес — это норма, твоя работа. Во втором случае с тобой будут тщательно разбираться, а потом хорошо если ткнут в другое место или уволят, а могут отдать под суд — все будет зависеть от степени виновности и от количества жертв.

В общем, цель вполне ясна, понятны способы и средства ее достижения. Обстоятельства существования не дают возможности всерьез задуматься над альтернативами и сделать соответствующие выводы — насколько высок темп этого самого существования. Так я жил более пяти лет и привык к ощущению опасности, ответственности (за дело и людей), к постоянному напряжению.

Я уже рассказывал, что со мной случилось позднее. Если меня спросить, что тяжелее пережить — уход из армии, с которой теперь связано столько воспоминаний, или потерю любимой женщины, я отвечу, что… Не знаю. Не знаю, что тяжелее, поверьте. И то, и другое — как из машины на ходу выпрыгнуть. Повезет — отделаешься ушибами или переломами, а не повезет… Мне, похоже, повезло.

Было время, когда я не находил себе места, сходил с ума. Когда казалось, что жизнь кончилась, все дальнейшее бессмысленно. Еще позже имел место запой, чему я теперь сам удивляюсь, поскольку с детства ненавижу алкоголиков, тех, кто пьет без меры и без чувства. Я считаю, что выпить иногда чуть-чуть хорошего вина, хорошего коньяка — для настроения, для удовольствия. А мой запой был вызван весьма серьезной причиной, хотя, согласен, это меня не оправдывает. Но оправдываться я ни перед кем не собираюсь. Только разве перед самим собой.

Представьте себе, что женщина, которую вы боготворите, в один прекрасный день оказывается потаскухой. Из-за этого вы бросаете работу, которая вам очень нравилась. А позже ваши родители, в самом расцвете сил, здоровые и жизнерадостные, внезапно погибают в автокатастрофе и у вас на этом свете совершенно никого не остается…

И все-таки я выжил. Захотел выжить — и выжил. Пусть с чьей-то помощью. В сомнамбулическом состоянии я вынырнул в здоровенной ванне гостеприимного дома и, обнаружив, что меня взяли на службу, приготовился работать, как привык, — с полной отдачей, с напряжением.

Утром Дон привез меня в офис, предварительно вручив в обстановке, далекой от торжественной, полный прикид — трусья, носки, майку, сорочку, деловой костюм и дубленку с норковой шапкой, сообщив, что это — в счет аванса.

В офисе он представил меня начальникам отделов, собравшимся в его кабинете: мол, мой личный секретарь, прошу любить и жаловать.