По здравой логике, между нами не было ничего общего. Он — философ мирового значения, известный как «великий аналитик современности», «Лукач 90-х»; я — безработный щелкопер с периферии. Он — интеллектуальный супергигант; я — патагонский пигмей. Он — предисловие; я — примечание, приложение. Никакой международный литературный форум, никакая конференция разноязыких интеллектуалов, чему б она ни была посвящена (миру во всем мире, правам человека, сохранению экосферы, тенденциям фотоискусства), никакой дипломатический раут в честь свежезаключенного пакта о культурных дружбе и сотрудничестве не могли обойтись без его присутствия; а меня на них хоть бы раз позвали. Его жизнь была расчислена академическими конференциями, приемами у министров, регламентами конгрессов, вылетами «Конкордов»; а я если и отваживался проехать пару перегонов по расхлюстанной Северной ветке, то с нулевым результатом: меня и в сельской местности на работу не брали. Колеся по свету в интересах современной науки, он останавливался в гранд-отелях, до того изысканных — «Вилла д'Эсте» в Северной Италии, «Бадрутт-палас» в Сен-Морисе, — что горничных туда выписывают исключительно из Швейцарии, а портье — из Сорбонны; мне же и лосьон после бритья, подаренный кем-нибудь на Рождество, казался немыслимой роскошью. Нет, наши с Криминале пути, куда ни кинь, никак не должны были пересечься.

И все же стоило мне вплотную заняться этим человеком по заказу «Нада продакшнз» (крохотной независимой компании, возглавляемой Роз на паях с ее — цитирую — «доброй подружкой Лавинией» и поставлявшей «Эльдорадо телевижн» часовые передачи из художественно-публицистической серии «Выдающиеся мыслители эпохи гласности»), — я за считанные дни с ним чуть не сроднился. То были печальные дни, смею вас уверить. От экс-газеты я не получил ни шиша. Государственная комиссия, на чьи благосклонные плечи лег ворох неоплатных счетов Крупной Воскресной, не только не выдала мне пособия, но и не выразила сочувствия. Хлеб и ложе, к счастью, предоставила мне Роз — правда, я скоро уяснил, что количество поглощаемого мною хлеба пропорционально износу проминаемого много ложа. Еженощно Роз взимала с меня квартплату на колоссальном стадионе спальни. В области совокуплепческого ревизионизма и новых концепций оргазма она достигла поистине впечатляющих результатов. Роз из тех, кто беззаветно верит: рубежи сексуальности еще как следует не определены. Просыпалась она освеженной, поливала цветы, кормила броненосца и, сияя, как «БМВ» после капремонта, мчалась в Сохо, в однокомнатные апартаментики «Нада продакшнз».

А я просыпался все более измотанным — то, что так освежало ее, обессиливало меня, — усаживался за стол для загородных пикников в городском доме у «Ливерпуль-стрит», в бангладешском квартале, и брался за непривычное дело: читал и конспектировал, выискивал и подшивал, копал и кумекал — тщился нащупать слабое место в окутывающей персону Басло Криминале ауре недоговоренностей и мифов, нащупать и проникнуть внутрь. Вечерами Роз, порывистая и пронизывающая, словно ветер Заполярья, притаскивала мне очередную груду книг и журналов, снимков и вырезок, файлов и факсов, имеющих то или иное (чаще — иное) касательство к объекту нашего изучения. Мы разогревали в духовке вегетарианские пасты с пониженным содержанием холестерина — это я покупал их днем, урвав полчаса от работы, — наспех ужинали и удалялись на второй этаж, в лабораторию, улучшать показатели экспериментов Роз.

А наутро я просыпался с чувством, что от меня отгрызли еще кусочек, и возвращался ко второй обязанности — шарил, рылся, фантазировал, со всех сторон подступался к таинственному миру Басло Криминале.