|
Иначе говоря, сплошная лакировка. Повествование соответствовало линии развития новой истории Европы, будучи ее довольно точным отражением. Начиналось оно в пору Хиросимы и Холокоста, angoisse и Angst, крушения старых довоенных философий и потребности в возникновении новых. Оно погружало нас в чудовищный позорный хаос, царивший после сорок пятого в Европе, и показывало, как росли мечты о том, чтобы построить новую, антифашистскую Утопию. Оно позволяло проследить, как эти славные новые мечты с течением времени были извращены и прокляты, потом переносило нас в эпоху «Адидас» и «Ай-би-эм», в многообразную материалистическую посттехнологическую эру, времена экономического чуда, когда расплывчатая пролетарская мечта уступила место буржуазной революции конца XX века — «хай-тех», разбросанной, мультинациональной. Начиналось оно с жесткой идеологии, заканчивалось произвольной, неопределенной метафизикой. Ежели вы европеец, то вы скажете, что это более или менее наша общая история.
Это был, конечно, также романтический рассказ о мужчине и о его музах — басло-криминалевская версия любовниц Борхеса. Среди руин — физических, моральных, политических и философских — послевоенного разбитого Берлина двое студентов — Басло, молодой филолог из Болгарии, имевший философские наклонности, и Пиа — рьяная противница нацизма и марксистка — встретились и поженились. Они отдавали свои силы антифашизму и строительству передового, социалистического будущего. Но потом их жизни почему-то разделились. Где, как и почему — неясно, но я понял: это было связано с различием их взглядов на восстания рабочих в 1953 году в Восточной Германии (о котором я совершенно позабыл). Непросто разобраться, кто на чьей был стороне, но я предположил, что Криминале осуждал репрессии Ульбрихта. Затем Пиа из этой истории исчезла, как она исчезла и вообще из жизни (о чем узнал я из других источников). Далее я ожидал, что на любовном горизонте Криминале появится Ирини. Но она не появилась, о ней нет ни слова. Следующей значительной фигурой и в любви, и в жизни Криминале оказалась Гертла, венгерская писательница и художница, игравшая роль его музы почти до самого конца этой истории. Они встретились и полюбили друг друга... но когда и где? Здесь с датами какая-то невнятица, период с 1954-го по 1958-й рассматривается как неделимый. Холодная война в разгаре, Криминале сделался теперь социал-демократом-реформистом. Он все время подвергается нападкам более молодых критиков сталинизма, в особенности одного (не Шандора ли Холло?). С книгами его беда: одни запрещены в марксистских странах, вероятно, по распоряжению русских, другие вышли, но затем были изъяты. И все же в силу странного «эзоповского» соглашения (они были употребительны в те времена в марксистском мире) Басло разрешили — даже подбивали — напечатать их на Западе. Это не давало мне покоя с той поры, как я прочел впервые книгу в доме Роз. Тогда я был наивен, а теперь стал понимать побольше. Это и была одна из тех договоренностей (Илдико их называла «закулисными»), которые порою допускались временем и фарисейством партии. Хотя теперь я понимал, что, вероятно, по политическим причинам Криминале специально попросили быть посредником между Востоком и Западом. Так или иначе, быть это могло, когда его влияние начало распространяться, репутация его как реформатора — расти, он стал ездить по миру и приобрел международную известность. Обращало на себя внимание отсутствие упоминания о событиях 1956 года в Венгрии: о правительстве демократических реформ Имре Надя, о вторжении русских, подавлении восстания и массовых арестах, о тюремном заключении Надя. В отличие от ссылки на восстание в Германии, где, как предполагалось, Криминале занял негативную позицию, в данном случае он роли не играл. Складывалось впечатление, что он и Гертла были в это время далеко от Будапешта. Акцент делается на его поездках, растущей его славе, философской независимости, на продолжавшихся его шатаниях меж Лениным и Марксом, Хайдеггером и Сартром. |
