Телемахов. Слушаю-с. К сожалению, у меня только форменное. (Вошедшему Геннадию.) Геннадий! Господину профессору мой новый сюртук… ну? — который в шкапу. Валентин Николаевич, пройди, пожалуйста, в спальню, сейчас тебе дадут переодеться. Извините, княжна.

Сторицын (с улыбкой смотревший на всех). Это нужно?

Телемахов. Да. Иди, милый.

Сторицын. Хорошо. Володя, пойдем со мною. Какие вы все особенные и… странные! Пойдем переодеваться, Володя. Так нужно.

Володя. Пойдем, папахен.

Уходят в спальню.

Людмила Павловна. Прокопий Евсеич, я боюсь за него. У него, кажется, жар, он немного бредит.

Телемахов. Не знаю, не замечал! И если человека грызть целые сутки, раздирать на части и — чавкать! — то он будет заговариваться. Я сам заговариваюсь сегодня. (Вышедшему из спальни Геннадию.) Геннадий! Два извозчика на Финляндский вокзал, тридцать копеек. Если я только час буду видеть перед собой рыцарскую рожу господина Саввича, я — все слова забуду! И кончено! Дело не в том, что жар, а…

В прихожей звонок, все замирают.

Телемахов. Геннадий, — погоди. Володя, прошу в переднюю, дело есть. Геннадий, помоги Владимиру Валентиновичу. Княжна, прошу вас садиться. Модест — сядь.

Володя и Геннадий быстро проходят в переднюю. Дверь в спальню полуоткрыта. Голос Сторицына:

— Кто там?

Телемахов. Не важно, пустяки, сейчас все устроится. Два слова господину Саввичу. Прошу, Валентин Николаевич! (Плотно закрывает дверь в спальню.) Садитесь, княжна.

Деловито поворачивает выключатель одной из висячих ламп, и в комнате становится темнее. Слышно, как в прихожей гремит снимаемый засов. Вытянув шею и дергая себя за бородку, Телемахов прислушивается к происходящему в передней. Ясно слышен следующий диалог.

Саввич. Что это к вам не дозвонишься? Спишь, каналья! Профессор Сторицын у вас?.. Скажи, что за ним из дому приехали. Живо!.. Позвольте, позвольте, кто вам дает право, я вас не знаю. А, это ты, Володька?

Володя. Я.

Мгновение молчания.

Саввич. Ты ответишь! Я не позволю бить по лицу, маль…

Мгновение молчания.

А, ты еще! Позвольте, что это? Двое на одного. Да я…

Голос обрывается. Мгновение молчания и громкий звук задвигаемого засова. Два-три яростных звонка с площадки и тишина.

Телемахов (с наслаждением прислушиваясь к звонкам и напевая, прохаживается по комнате). Машенька гуляла во своем саду-ду-ду… (Залпом выпивает стакан, нежно.) Ну как, Володя?

Володя. Ничего. Ушел. Но только я…

Некоторое время гневно сопя и фыркая, совершенно округлив глаза и как-то странно шаря руками по телу, кружится по комнате. Потирает правую руку.

Модест Петрович (тихо). Оставь, Володя, сядь! Сделал, ну и сядь. Какой ты, брат, однако, зверь!

Телемахов. Нет, отчего же? Геннадий!.. Геннадий — спасибо.

Геннадий. Рад стараться, ваше превосходительство.

Телемахов. Ступай. Нет, отчего же? (Выпивает стакан.) Машенька гуляла…

Людмила Павловна. А он? Он молчит. Прокопий Евсеич, он молчит?

Все на мгновение с некоторым страхом оборачиваются к спальне, где молчит Сторицын.

Телемахов (стукнув и приоткрывая дверь). Валентин, к тебе можно, или ты выйдешь сюда?

Молчание. Телемахов заглядывает в дверь и сердито отходит. Людмила Павловна в беспокойстве смотрит на него. Телемахов показывает жестами, что Сторицын сидит, опустив голову на руки. Показав — уже от себя и яростно пожимает плечами.

Людмила Павловна (тихо). Он слышал?

Телемахов. Не знаю. И знать не желаю! Володя, пройди к отцу.

Володя (у двери). Папахен, к тебе можно? А папахен?

Сторицын. Нет. Пошли ко мне Модеста.

Модест Петрович тихонько входит, оставляя дверь полуоткрытою.